Зарплаты растут, а доходы падают: по мнению главы минтруда это говорит о сокращении теневого сектора экономики. Так ли это?
«В прошлом году реальная зарплата увеличилась больше чем на 3 процента, в позапрошлом на 0,8 процента. А реальные доходы и в прошлом году, и в позапрошлом году все равно снижаются. Такого никогда не было, обычно все-таки реальная заработная плата, которая составляет подавляющую часть доходов, тянула за собой рост реальных доходов» – приводят слова министра Максима Топилина РИА Новости.
Источник первичной информации, которой оперировал министр, – это сводка Росстата «Уровень жизни населения» по итогам 2017 года, которая показывает, что реальные (то есть, приведенные к покупательной способности) доходы населения в прошлом году упали почти на 3 процента по отношению к 2016 году. А вот реальные зарплаты наоборот выросли, хотя и всего на 3,4%.
Впрочем, с «такого никогда не было» министр явно погорячился — падение реальных доходов, согласно сводкам статистики, наблюдается начиная с 2014 года. Из данных Росстата следует, что за последние три года мы обеднели в целом на 11 процентов при том, что практически в течении всего этого периода реальные зарплаты росли.
Тем не менее, этому тренду министр нашел объяснение — по его мнению, он указывает на то, что в стране начинает сворачиваться теневой сектор, «который является поставщиком статистического учета динамики доходов через расходы». Так ли это? Думается, что не совсем, причем сразу по нескольким причинам.
Живущих на зарплату нет
В структуре доходов домохозяйств, которые фиксирует Росстат, «подавляющую часть доходов» формирует вовсе не «оплата труда наемных работников», а «прочие денежные поступления» и социальные выплаты. Начиная с 2011 года доля «зарплатных» доходов постоянно колеблется между 37 и 40% от всех фиксируемых доходов, причем в первую очередь эти проценты образуются за счет северных и сибирских нефтедобывающих регионов и Москвы. Для юга же России нормальная доля таких доходов – 20-27%. В прошлом году ничего качественно в этом направлении не поменялось.
«Оплата труда наемных работников» по большей части формируется не за счет зарплаты (то есть работы за плату), а за счет жалования (те оплаты за служение).
Еще по теме:
При этом слово «зарплатный» стоит взять в кавычки. «Оплата труда наемных работников» по большей части формируется не за счет зарплаты (то есть работы за плату), а за счет жалования (те оплаты за служение). Благодаря майским указам Путина от 2012 года и отчетам по их исполнению это легко прослеживается (см. наш материал «Мимикрируем и самовыживаем»). Для подавляющего большинства регионов, не обремененных столичными статусами или нефтеносными пластами, характерной оказывается ситуация, когда количество людей, получающих прокорм от государства (в том числе и локализованного в статусе муниципалитетов, ОГУПов и прочих ОАО с 100% гос. участием) в том или ином виде превышает 50% от всех людей, получающих «оплату труда наемных работников». Понятно, что корреляция между доходами и зарплатой в таких условиях не может быть прямой — основным «тягачом» подобных доходов оказывается региональная власть. Если принять за данность тезис министра о «подавляющей части доходов», то выходит, что в их снижении в первую очередь виновата власть, пусть и косвенно. Точно так же на власть можно списать и третью по значимости статью доходов домохозяйств – «социальные выплаты». Меньше выплатили, меньше доход. Но все далеко не так просто.
Доходов нет, есть только расходы
На самом деле связь между зарплатами и доходами в оптике, которую даёт Росстат, является намного более сложной, чем кажется на первый взгляд. Основная причина этого в том, что доходы населения в графах соответствующих таблиц имеют очень немного общего с доходами в обыденном понимании. Причина в том, что основной объект учета Росстата в рамках наблюдения за домохозяйствами — это расходы.
Именно расходы и являются первичным материалом для расчета доходов домохозяйств, который осуществляется по балансному методу. Суть его проста: доход рассчитывается как сумма всех денежных расходов плюс разница между накопленным и истраченными сбережениями. Деление доходов по источникам в этом случае оказывается вторичным. Иначе говоря, сначала считаются доходы по расходам, а затем уже делятся по долям исходя из данных по доходам, которые были указаны домохозяйствами из выборки Росстата в опросниках. На практике это означает, что указанные (понятные государству) доходы в виде пенсий, зарплат и прочего учитываются как доли от общих расходов (здесь и далее – с учетом сбережений), а недостающие до суммы расходов домохозяйств доходы записываются в «прочие денежные поступления».
Доходы домохозяйств, рассчитанные из расходов, и реальные зарплаты связаны в первую очередь через структуру расходов домохозяйств.
Еще по теме:
При этом именно благодаря примату расходов при оценке доходов возникает обратная связь между реальными доходами и реальными зарплатами. Эта связь осуществляется через коэффициенты индекса потребительских цен. Эти коэффициенты рассчитываются исходя из анализа структуры потребительских расходов домохозяйств, а сам индекс потребительских цен является базой для расчета реальных зарплат на основе «нереальных», то есть рассчитанных без учета покупательской способности.
Получается, что доходы домохозяйств, рассчитанные из расходов, и реальные зарплаты связаны в первую очередь через структуру расходов домохозяйств, которой оперирует Росстат.
Связь эта относительно простая — весовые коэффициенты в индексе потребительских цен рассчитываются исходя из структуры потребления домохозяйств на основе референтного списка товаров и услуг. Проще говоря, коэффициенты отражают важность того или иного товара/услуги в потреблении.
При этом сам список учитываемых товаров в еженедельных, ежемесячных и прочих мониторингах формируется приказами Росстата и регулярно меняется, особенно в последние три года.
Таким образом получается, что связь между зарплатами и доходами во-многом является отражением изменения модели расходов в учитываемых домохозяйствах. Та же структура расходов может отражаться и на доходах, рассчитываемых по балансному методу, за счет того, что именно расходы становятся теневыми для учетных методик и, в конечном итоге, для государства.
Самостоятельная деятельность
По идее это не должно создавать серьезной проблемы при рассуждениях про некую «теневую экономику» (то есть, функционально про то, что не учитывается прямо) ввиду баланса: если где-то расходы при учете стали теневыми, в другом месте они станут доходами, которые имеют шансы быть учтены. Конечно, только в том случае, если под «тенью» понимать исключительно взаимоотношения домохозяйств за деньги. Но это не работает ввиду самого механизма учета.
Выборка домохозяйств для целей учета Росстатом составляет ныне около 50 тысяч домохозяйств по стране. Механизмы учета — дневники и журналы расходов, которые выдаются для ежедневного заполнения семьям, а также опросник, который заполняет интервьюер.
Если до этого было достаточно указать без особой конкретики расходы и доходы на эту самую «самостоятельную деятельность», то новая методика потребовала уже значительно большей углубленности.
Еще по теме:
В этом опроснике по следам итогов 19 конференции статистиков труда, а также требований к лучшему учету теневой занятости, в прошлом году произошли серьезные изменения в разделе «самостоятельная деятельность», который был значительно углублен целым рядом дополнительных вопросов про привлечение сторонних «самостоятельных работников», а также про саму «самостоятельную деятельность» (без организационной формы). При этом по соответствующим графам были распределены и графы учета расходов. Если до этого было достаточно указать без особой конкретики расходы и доходы на эту самую «самостоятельную деятельность», то новая методика потребовала уже значительно большей углубленности. Интервьюер был обязан спросить сколько и откуда работников привлекалось, сколько платилось каждому, что они делали и так далее. При этом общая сумма расходов на «самостоятельную деятельность» складывалась из совокупности ответов на новые уточняющие вопросы.
Очередная смена методологии при этом сопровождалась и организационными изменениями — в прошлом году Росстат обновил участки работы, образовав новые, а большую часть работы по обработке информации, собранной у домохозяйств, забрал на федеральный уровень, усилив контроль за интервьюерами на местах.
Серьезное сокращение «самостоятельной деятельности» в расходах, видимое по регионам по обезличенным квартальным данным, которое собственно и является хоть каким-то реальным индикатором «теневой экономики», мы склонны считать следствием именно изменения методологии учета на фоне продолжающейся риторики легализации самозанятых и прочих «теневиков» в глазах государства. Соответственно, говорить на этом фоне про некий условный баланс уже не приходится хотя бы ввиду объема выборки и одинаковой природы опасений домохозяйств, что в графе «расходы», что в графе «доходы», которые стали учитываться по компонентам (то есть, по источникам). Это можно считать первым фактором для изменения структуры расходов.
Теневыми в первую очередь становятся наиболее актуальные расходы, что автоматически отражается и на общей структуре расходов.
Еще по теме:
Второй фактор обозначен самим Росстатом в своем годовом отчете за прошлый год — это накопление недоучета «за счет новых форм торговли, осуществляемых через сеть «Интернет», мобильные телефоны, а также учета расходов вне торговой сети (у частных лиц, фермеров и т.п.) и за пределами постоянного места проживания населения».
Сюда же можно отнести и регистрацию натуральных поступлений, в том числе и в разрезе реципрокного обмена, при котором Росстат не учитывает стоимость б/у вещей.
Теневые расходы
Даже при учете только этих факторов оказывается, что фиксируемая Росстатом по международному классификатору структура расходов с течением времени и изменением хозяйственной ситуации отражает все меньшую долю реального хозяйствования по крайней мере той части домохозяйств, участники которых заняты самообеспечением и самостоятельной добычей ресурсов в том или ином виде. Понятно, что это и есть наиболее активные домохозяйства, что чаще всего сопровождается и быстрым принятием наиболее адекватных ситуации моделей потребительского поведения: начиная с покупок через Интернет и активного использования электронных кошельков, заканчивая повсеместным применением бартера как «цемента» нужных социальных связей. То есть, теневыми в первую очередь становятся наиболее актуальные расходы, что автоматически отражается и на общей структуре расходов. Далее по цепочке: доходы – коэффициенты индекса потребительских цен — реальные зарплаты.
С доходами ситуацию усложняет и учет сбережений, баланс которых плюсуется с расходами. Статистика показывает, что в последние два года объемы этих сбережений снизились, что отразилось и на фиксируемых доходах. Отсюда часто делается вывод, что сбережения были потрачены на поддержание уровня потребления, ибо увеличения количества (и объема) крупных покупок не фиксировалось. Но такая догадка не коррелирует с простой логикой: если домохозяйство могло позволить себе делать сбережения, то не достаточно ли отказа от сбережения для поддержания уровня потребления без растворения «ядра» сбережений?
Реальная судьба сбережений оказалась вне пространства учета.
Еще по теме:
Что же произошло? А произошло лишь одно — уменьшился объем средств, сберегаемых населением в банках. Сам этот факт на самом деле ничего не говорит о том, что стало с этими средствами дальше. Ушли ли они на поддержание уровня потребления зажиточных домохозяйств или были просто положены в кубышку и скрыты от учета новыми опрашиваемыми (с новых участков опроса) ввиду недоверия к банкам, были потрачены, например, на реконструкцию жилого дома (с учетом расходов по этой статье у Росстата тоже есть нюансы) или на те самые «расходы на самостоятельную деятельность», которыми статистика активно заинтересовалась с 2015 года, — неизвестно. В любом случае можно с большой долей вероятности утверждать, что реальная судьба сбережений оказалась вне пространства учета, т. е., как и расходы, сбережения стали формально «теневыми». В первую очередь, конечно, у активных домохозяйств.
Выводы
Из всего вышеописанного следует вывод, обратный тому, который сделал министр, — квазикорреляция между СВЯЗАННЫМИ показателями доходов и реальными зарплатами скорее говорит о росте «теневой экономики», т. е. хозяйственной деятельности, скрытой от учета, в первую очередь за счет ухода части расходов в тень, что напрямую отражается и на их структуре, а, вслед за ней, и на расчете реальной зарплаты Росстатом. При этом в теневые расходы ныне попадают и товары/услуги из «якорного» списка, используемого для сбора данных для расчета индекса потребительских цен несмотря на его изменения — без этого обратной квазикорреляции между показателями просто бы не было. Иначе говоря, налицо скорее уход транзакций из сферы влияния государства, нежели сжимание условной «тени».
Читать дальше:
- Росстат как учетчик
- 120 миллионов дачных «квадратов»: найдены новые жилищные резервы
- В плену у плана: в августе нас ждет очередной резкий рост стабильности
- Депутаты в плюсе и минусе: Глебов и Родионов разбогатели, а Эдварс обеднел
- Аномальное строительство: кто виноват в хорошей статистике?