С Виктором Александровичем Чижиковым, известным иллюстратором детских книг и автором знаменитого символа московской олимпиады 1980 года – Мишки, я познакомился 6 сентября 2015 года, когда он приехал в Ульяновск на открытие своей персональной выставки. Художник оставил мне на память автограф, а я подарил ему диск с материалами по истории села Крестово-Городище. В.А. Чижиков дал согласие на публикацию рассказов, касающихся Ульяновской области, на сайте «Улград». Поэтому ульяновцы получили уникальную возможность прочитать воспоминания художника о давно прошедшем детстве…
Наш канал в TelegramВиктор Александрович, коренной москвич, выросший на Арбате, почти 3 года (август 1941 – апрель 1944) жил в заволжском селе во время эвакуации… Об этом времени у него остались самые добрые и тёплые воспоминания. Не случайно в своей речи на открытии выставки Чижиков рассказал несколько историй о жизни в эвакуации и даже спел крестово-городищенскую частушку (несмотря на 80-летний возраст, у художника прекрасная память). Виктор Александрович сказал мне, что в октябре выходит книга мемуаров. Она была опубликована в Москве издательским домом Мещерякова под названием «Мои истории о художниках книги и о себе». Но шикарное и богато иллюстрированное 296-страничное издание уже сейчас становится библиографической редкостью.
На барже
В эвакуацию мы, я и мама, ехали до самого Ульяновска. Вернее, не ехали, а конечно, плыли на барже, которую тянул буксир. Баржа отправлялась их Химок, по каналу Москва – Волга. Это от работы отца (он и мать проектировали что-то для Морфлота). На барже стояли четыре палатки – на четыре, значит, семьи каждая.
Семья Добряков (это фамилия такая – Добряк, украинская) была с нами в палатке. Мы так привыкли жить вместе, подружились, пока ехали целый месяц! Ну да, где-то месяц нас тянул буксир не спеша: пока шлюз пройдёшь, в очереди постоишь… Но как-то научились жить весело. Мы носились по барже как угорелые, играли в прятки, в салочки. А за порядком смотрел дядя Мичман – так мы его звали.
– Дядя Мичман, а можно нам?..
– Можно, но только осторожно, там можно упасть, за борт свалиться… А здесь нельзя!
И вот когда мать Добряков легла на своих орлов, они, значит, забились в истерике: «Мама, не надо! Лучше бомба! Мама, встань!».
Еще по теме:
- Показывают фотографии из личного архива врача и летописца Ивана Иноземцева
- В Ульяновске открылись VIII Малые Сытинские чтения
- Гражданская война сто лет спустя. Коммунисты выступают против белых в Ульяновске
- Увековечат белого генерала, отобравшего Симбирск у красных
- Владимир Гуркин расскажет о Симбирске в 17 веке
Ну, в общем, мы нашли общий язык с начальством. А в палатках иногда устраивали чтения стихов. У Димки Добряка была сестра Натка; если нам было по пять-шесть лет, то её было четыре года. И она не выговаривала букву «Л», вместо неё она «Р» говорила. И вот она читала стихи:
Дунька жара, Дунька жара,
Рученьку порезара,
Пратком берым повязара,
В разарет поехара!
И сама она очень уморительная! Толстая – ну они все были толстые, Добряки, значит. Особенно мать толстая была.
Однажды была воздушная тревога, самолёты налетели, бомбить начали караваны, которые шли в ту или другую сторону. И Мичман скомандовал – у него рупор был, – чтобы все матери легли на своих детей. И вот когда мать Добряков легла на своих орлов, они, значит, забились в истерике: «Мама, не надо! Лучше бомба! Мама, встань!».
И тут между нами и буксиром упала бомба. Мы шли на приличном расстоянии от буксира, а он тащил две баржи. И когда бомба взорвалась, то трос оборвался. И буксир наш ушёл… Наверное, решил, что всё равно защитить нас не сможет, так хоть сохранит себя… Но уцелели обе баржи. Их прибило к берегу, а там были ракиты, поэтому сверху баржи было незаметно. Тут случай нас спас. Потом буксир вернулся за нами.
За косынку, которая завязывается сзади – а мама спереди, на лбу, вышивала всякие цветы с лепесточками, – десяток яиц могли дать.
Еще по теме:
- Показывают фотографии из личного архива врача и летописца Ивана Иноземцева
- В Ульяновске открылись VIII Малые Сытинские чтения
- Гражданская война сто лет спустя. Коммунисты выступают против белых в Ульяновске
- Увековечат белого генерала, отобравшего Симбирск у красных
- Владимир Гуркин расскажет о Симбирске в 17 веке
Мы прибыли в город Горький, сейчас Нижний Новгород. В Горьком мы пересели на пароход, который назывался «Власть советов», и нас повезли в Крестово Городище – это такое большое село, куда нас вместе с Добряками распределили. Кого-то дальше везли под Ульяновск, на Завод имени Володарского, там был такой посёлок. Вот. А позже я прочитал, что именно в то время на заводе Володарского работал Сахаров – наш великий учёный, отец бомбы атомной.
В Ульяновском интернате
У нас с мамой были знакомые на этом заводе Володарского. И поэтому, если мы шли пешком в Ульяновск, мы сначала заходили в посёлок при заводе. Там ленинградцы жили одни, и мы у них ночевали, а наутро шли, значит, в Ульяновск. От Крестова Городища до Ульяновска двадцать пять километров – это если зимой, по Волге замёрзшей, а по берегу, летом, и того больше.
У нас бывало так, что кого-то из детей брали на месяц в Ульяновск. В специальный дом отдыха, что ли, для детей, где их укрепляли витаминами, жирами там разными и ещё чем-то. Но это было военное время, особых лакомств не было.
Они сказали, что мы уже учимся в первом классе. А мы ещё не учились. И вот мы попали сюда как ученики.
Еще по теме:
- Показывают фотографии из личного архива врача и летописца Ивана Иноземцева
- В Ульяновске открылись VIII Малые Сытинские чтения
- Гражданская война сто лет спустя. Коммунисты выступают против белых в Ульяновске
- Увековечат белого генерала, отобравшего Симбирск у красных
- Владимир Гуркин расскажет о Симбирске в 17 веке
И вот мать говорит однажды, что завтра мы отправляемся в Ульяновск, встать надо пораньше, так как все военные обозы идут по Волге – дело-то было зимой – с утра. Вот. И, значит, в нашу задачу входило сесть на сани в обозе и доехать до Ульяновска. Если не до Ульяновска, то хотя бы до вот этого завода Володарского. С собой мы взяли ещё Димку Добряка – его маме не на кого было оставить Натку, и моя мама сказала: «Я обоих ребят отвезу». И в тот раз мы благополучно доехали до самого Ульяновска.
Чтобы лошадям не было тяжело, мы ехали на двух санях. Впереди нас – сани с сеном и с Димкой Добряком. Целая гора сена, перехваченная толстой такой верёвкой, чтобы сено не падало. А Димку солдат усадил на самый верх сена. Ехать на сене просто замечательно – и мягко, и теплее. А мы с мамой ехали на зерне; причём оно такое морозное зерно, твёрдое.
И вот мы едем, и наш солдат говорит тут маме:
– Ваш сосед, который впереди нас, он сползает с сена, смотрите!
А тот в тепле да на мягком-то уснул, и у него руки отпустили верёвку, которой было схвачено сено. Сползал он всё ниже и ниже… И потом как шмяк – вниз со всей этой высоты и в сугроб. Но это на Добряка не произвело никакого впечатления! Он как спал на сене, так и в сугробе продолжал спать! Его растолкали, а он всё: «Чего вы ко мне пристаёте!».
Мать, значит, решила взять его к нам уже. Но наш солдат сказал, что лошади будет тяжело. А Добряк, когда узнал, какой путь он проделал во сне, не захотел на сено. Тогда было решено, что впереди поеду я. И со мной такая же история произошла – я тоже не замедлил уснуть и свалился.
Но в интернате действительно кормили замечательно! Там я попробовал пшеничную кашу. Это очень вкусная каша!
Еще по теме:
- Показывают фотографии из личного архива врача и летописца Ивана Иноземцева
- В Ульяновске открылись VIII Малые Сытинские чтения
- Гражданская война сто лет спустя. Коммунисты выступают против белых в Ульяновске
- Увековечат белого генерала, отобравшего Симбирск у красных
- Владимир Гуркин расскажет о Симбирске в 17 веке
И вот так мы доехали до этого интерната, который находился недалеко от домика Ленина. Дом Ленина был виден из окошек нашего интерната. Потом нас водили туда на экскурсию. Когда мы приехали, мама все документы сдала, и нас всех повели мыться. Ну, мальчишек отдельно, и девочек, понятно, отдельно. И, значит, там меня постигла беда.
Там было так сделано: раскалённая печь. Вернее, так: такое сооружение, где нагревалась вода, но только снизу надо было дрова подбрасывать. Оно снаружи ужасно раскалилось… И когда я наклонился за упавшим мылом, то я задом прикоснулся к этой вот раскалённой печке. У меня образовались два волдыря мгновенно! Когда я потом показал всё врачу, он, естественно, ожоги чем-то помазал, перевязал и меня в изолятор отправил.
Я, значит, лежу в изоляторе, а этот Димка Добряк бегает себе на лыжах по дворику, напротив моего окошка. Иногда смотрит на меня, показывает пальцем и хохочет. Вот так: «Хахахаха! Хахахаха!». А я лежу несчастный, с обожженным задом…
Но в интернате действительно кормили замечательно! Там я попробовал пшеничную кашу. Это очень вкусная каша! Тёмная; она хоть из пшеницы, но почему-то не белая, как положено, всему пшеничному, а коричневатая. Вкуснющая! Её давали с ложкой подсолнечного масла. Там, в каше, от масла получается такое углубленьице – и в нём масло… А вечером, когда мы ели вот эту кашу, нам читали книжку. Потом пили чай.
Воспитательница читала нам интересную книгу. Про какую-то загадочную страну, где слуг хоронили вместе с господами. Если господин умирал, то и слуг туда же… А главный герой как раз был слугой одного такого. И вот волновались все ужасно: похоронят их вместе, не похоронят… Да. Это было так интересно и так по-человечески здорово! И каша вкусная, и вообще…
Но позже выяснилось, что наши матери – и мать Добряка, и моя мать – обманули, значит, ту, организацию, которая выдавала эти путёвки. Они сказали, что мы уже учимся в первом классе. А мы ещё не учились. И вот мы попали сюда как ученики.
Я когда лежал с обожженным задом, думал: «Как хорошо, что я сейчас в изоляторе!». Так как понимал, что только я поправлюсь, как меня тут же заставят учиться. А я читал отвратительно плохо. А в математике вообще ничего не понимал.
Когда я вышел из изолятора, то пошёл к завучу с признанием:
– Я вас обманул. Я пока ещё не учусь.
Скоро праздники, нарисуй нам, ну, какую-нибудь сцену, как мы гоним немцев, как наши танки, там, наступают на немецкие позиции.
Еще по теме:
- Показывают фотографии из личного архива врача и летописца Ивана Иноземцева
- В Ульяновске открылись VIII Малые Сытинские чтения
- Гражданская война сто лет спустя. Коммунисты выступают против белых в Ульяновске
- Увековечат белого генерала, отобравшего Симбирск у красных
- Владимир Гуркин расскажет о Симбирске в 17 веке
Она говорит:
– Ну, а что ты умеешь делать?
Я говорю:
– Могу рисовать!
– А ещё что?
– А больше ничего. Я вот только могу рисовать.
– Ну хорошо! Вот нарисуй нам стенгазету. Скоро праздники, нарисуй нам, ну, какую-нибудь сцену, как мы гоним немцев, как наши танки, там, наступают на немецкие позиции. Ты можешь это нарисовать?
– Могу!
Мне дали здоровенный такой лист, как стол. А я-то привык к гораздо меньшим размерам! Ну, в общем, я там напрягся и нарисовал, значит, всякое. Написал «Да здравствует День Красной армии!», танки наши нарисовал, которые храбро в атаку идут… Выстрелов побольше, взрывов, и как немецкие танки по грязным канавам разбитые валяются. И завучу очень понравилась моя работа.
Вечером, когда все ели кашу, он сказала:
– Вот Чижиков, хоть ещё и не учится, а рисует очень даже прилично. Смотрите!
Мне казалось ужасным то, что я нарисовал. Но так я нашёл своё место в жизни интерната. Если надо было что-то нарисовать – меня звали, а я с удовольствием сидел, рисовал. Это я любил…
Бег от волков
Мой срок пребывания в интернате закончился. Нужно было возвращаться в Крестово Городище. Мы с мамой шли в обратный путь. Сначала дошли до завода Володарского.
Суфле – это замечательное такое соевое молоко, густое, сладкое, его все дети любили во время войны.
Еще по теме:
- Показывают фотографии из личного архива врача и летописца Ивана Иноземцева
- В Ульяновске открылись VIII Малые Сытинские чтения
- Гражданская война сто лет спустя. Коммунисты выступают против белых в Ульяновске
- Увековечат белого генерала, отобравшего Симбирск у красных
- Владимир Гуркин расскажет о Симбирске в 17 веке
Она говорит:
– Вот сейчас надо решить, идти сразу до самого дома или у знакомых переночевать и пойти с утра.
А я не любил у них останавливаться, потому что там был один старик неприятный… Он жевал, отчаянно чавкая, и еда мне поперёк горла обычно вставала… Я на него с ужасом смотрел.
– Нет, знаешь, мам, давай сейчас пойдём.
Ну, мы и пошли.
Витька, вставай! Бежим скорей в деревню, потому что сзади я слышу волчий вой!
Еще по теме:
- Показывают фотографии из личного архива врача и летописца Ивана Иноземцева
- В Ульяновске открылись VIII Малые Сытинские чтения
- Гражданская война сто лет спустя. Коммунисты выступают против белых в Ульяновске
- Увековечат белого генерала, отобравшего Симбирск у красных
- Владимир Гуркин расскажет о Симбирске в 17 веке
А пошли мы, захватив с собой суфле в бидоне. Суфле – это замечательное такое соевое молоко, густое, сладкое, его все дети любили во время войны. Его выдавали в Ульяновске в детских учреждениях. Бидончик с этим суфле мы везли на санках. На санках иногда и меня мама везла, когда я уставал, вместе с бидончиком суфле.
И вот темнеть начало. Уже недалеко до деревни оставалось, как вдруг мать говорит:
– Витька, вставай! Бежим скорей в деревню, потому что сзади я слышу волчий вой!
И правда! Жутковатый такой вой сзади слышно. Если обернуться, ты их не видишь, там темно. Но вой приближался явно. А волки же не непрерывно воют, в перерыве они сколько то пробегают.
Мать говорит:
– Давай скорее закапывай свое суфле!
Я санками пробил наст, в ямку суфле поставил, сверху санки полозьями вверх и снегом быстро забросал. И мы побежали что есть мочи, а вой этот еще ближе. Деревня уже совсем близко, надо бежать, а сил нет, язык на боку. Мать меня тащит за собой, сил у самой нет уже, а вой совсем неподалёку.
Забежали в первый двор:
– Пустите переночевать!
Там люди суровые. Много было дезертиров, поэтому боялись.
Еще по теме:
- Показывают фотографии из личного архива врача и летописца Ивана Иноземцева
- В Ульяновске открылись VIII Малые Сытинские чтения
- Гражданская война сто лет спустя. Коммунисты выступают против белых в Ульяновске
- Увековечат белого генерала, отобравшего Симбирск у красных
- Владимир Гуркин расскажет о Симбирске в 17 веке
А там в окнах везде темно: ни свечи, никакой лучины…
– А вы кто такие?
– Да вот мы у Ивана Евгеньевича, там снимаем.
– Нет-нет, не пущу! У нас негде спать!
Мы в следующий двор – и там не пускают, хотя мы и говорим, что за нами волки гонятся. Там люди суровые. Много было дезертиров, поэтому боялись. А те иногда пускались на хитрость: сначала, значит, посылали вперёд женщин с детьми, чтобы открыли. Боялись. А вой этот уже рядом.
Мы в следующий дом – и там нам повезло. Мама знала, что в этом доме живет одна женщина с детьми, которой она вышивала косынку. Мама в эвакуацию захватила с собой пяльцы, нитки-мулине разноцветные и вышивала, подрабатывала; давали прилично. За косынку, которая завязывается сзади – а мама спереди, на лбу, вышивала всякие цветы с лепесточками, – десяток яиц могли дать.
Уже темно совсем было, но видно, как волки по двору бегают и с одного сугроба запрыгивают на крышу сарая, там, где корова.
Еще по теме:
- Показывают фотографии из личного архива врача и летописца Ивана Иноземцева
- В Ульяновске открылись VIII Малые Сытинские чтения
- Гражданская война сто лет спустя. Коммунисты выступают против белых в Ульяновске
- Увековечат белого генерала, отобравшего Симбирск у красных
- Владимир Гуркин расскажет о Симбирске в 17 веке
И когда нас спросили: «Кто это там?», мать и говорит:
– Да это Поля, которая вам вышивала косынку!
– А! Поля! Ну конечно! Сейчас, сейчас!..
Открыла дверь, а вместе с нами их собака вбежала, которая тоже услышала волчий вой и, видимо, не знала тоже, куда деваться от страха. Мы с собакой влетели в избу, заперлись – и к окошкам. Уже темно совсем было, но видно, как волки по двору бегают и с одного сугроба запрыгивают на крышу сарая, там, где корова. Пробовали крышу, значит, разрыть, но не получилось.
Хоть крыша и была соломенная, но не получилось, потому что снега много навалило и наст был очень крепкий. В общем, довольно страшновато так было.
Волки быстро весь двор прочесали и понеслись дальше по деревне. Легли спать. А утром проснулись, и мать сказала, что надо бы суфле забрать. Волков уже не было, конечно. Они очень хитрые, знают, что когда рассветёт, с людьми лучше дело не иметь. Идти уже было не страшно.
Мы значит, подошли и увидели, что волки пробовали выкопать бидон, но потом поняли, что смысла нет рыть, и бросили это дело. Так что суфле осталось в целости, только замерзло как камень и гремело.
Но с тех пор я стал ужасно волноваться, когда мать уходила в татарские деревни менять какие-то вещи на продукты. Нам отец привез как-то свои инструменты: свёрла, молотки разные, плоскогубцы, клещи… Специально привез, чтобы мы на продукты меняли. Его направили в школу командиров и дали несколько дней, чтобы он съездил к семье. Ещё он привез леску, и из нее наш хозяин, дядя Иван, дратву делал. Подшивал валенки и так далее…
Евгений Бурдин
Читать дальше:
- Показывают фотографии из личного архива врача и летописца Ивана Иноземцева
- В Ульяновске открылись VIII Малые Сытинские чтения
- Гражданская война сто лет спустя. Коммунисты выступают против белых в Ульяновске
- Увековечат белого генерала, отобравшего Симбирск у красных
- Владимир Гуркин расскажет о Симбирске в 17 веке
