Заслуженный врач России Татьяна Александровна Губарева, которая сейчас работает врачом-пульмонологом в Ульяновской областной детской клинической больнице, отметила 70-летний юбилей. Ежегодно она проводит более 4 тысяч консультаций детей. Мы поговорили с Татьяной Александровной о наиболее частых заболеваниях органов дыхания, которые сегодня встречаются у детей, об их профилактике и о возможностях медицины в этой сфере.
Татьяна Александровна 21 год проработала в Ульяновской областной больнице. С 1993 года работает в Областной детской клинической больнице имени Ю.Ф. Горячева, сначала в должности заместителя главного врача, потом – главного врача. В 2006-2007 годах Татьяна Александровна замещала должность министра здравоохранения и соцзащиты Ульяновской области. Татьяна Александровна стояла у истоков педиатрической службы в регионе. В начале 80-х годов прошлого века назрела острая необходимость модернизации детского здравоохранения. Область в то время стремительно развивалась, рождаемость была высокой, а педиатрическая служба не имела системного характера: детские отделения областной взрослой областной больницы были разбросаны по территории и существовали каждый сам по себе. «Условия, в которых мы тогда лечили детей, были ужасными, – вспоминает врач-пульмонолог ГУЗ УОДКБ им. Ю.Ф. Горячева Татьяна Александровна Губарева, – Наше педиатрическое отделение на 70 коек размещалось в помещении бывшей конюшни Александровской больницы». В такой ситуации переход к новой высокотехнологичой медицине был просто невозможен. Главная роль в строительстве Областной детской многопрофильной больницы, поддержанном в дальнейшем Ю.Ф. Горячевым, принадлежит Татьяне Александровне Губаревой. Сейчас Ульяновская областная детская клиническая больница является ведущим детским медицинским учреждением региона. Во многом это заслуга Губаревой. Татьяна Александровна является автором более 30 публикаций в научных сборниках. При ее непосредственном участии налажена диспансеризация и создан регистр детей, страдающих хроническими заболеваниями легких, отлажена работа областного центра муковисцидоза, сформирована Медицинская палата Ульяновской области.
– Татьяна Александровна, вы работаете в системе здравоохранения уже очень давно. Как изменилось здоровье детей? Много говорят о том, что дети стали более слабыми, чем несколько десятков лет назад.
– Дети стали болеть больше. Если взять нашу специальность, то дети очень много болеют вирусными инфекциями. Когда мы начинаем с мамой беседовать, получается, что, маленький ребенок растет сам по себе, мама не думает о том, чтобы ребенок был здоров. Закаливание не проводится. Когда я начинаю объяснять элементарные методы закаливания, которые повышают иммунитет, они говорят: «Неужели это поможет?». Вторая причина – у нас изменился характер питания, это тоже влияет на иммунитет. Также у нас изменился сам подход к лечению. Если раньше у ребенка был банальный насморк, мы ему ножки грели, горлышко полоскали, сейчас у нас родители сами начинают назначать массу лекарств.
– И антибиотики, в том числе…
– Антибиотики – это уже как пить дать. И это тоже меняет иммунитет маленького ребенка прямо с самого начала. И потом – мы боремся с микробами, у нас все больше лекарств появляется, а микробы борются с нами. И даже те микробы, которые мы раньше считали не вредными, сейчас уже являются патогенными, которые вызывают заболевания. Бывает на приеме и такой разговор: вот у нас все было хорошо, но мы пошли в детский сад – и стали болеть. А наши медицинские корифеи говорят, что когда ребенок набирает иммунитет, до восьми раз в год он имеет право болеть банальными вирусными инфекциями, хотя это получается очень часто. Количество вирусов увеличивается – сейчас примерно 300 видов вирусов, которыми ребенок может заболеть. Есть, например, парагрипп или аденовирусная инфекция – а там столько разных подтипов! То есть меняется жизнь, меняется подход, но мы справляемся.
– Как за годы вашей работы изменились условия лечения?
– Раньше медицина была очень добрая, внимательная, очень сочувственная, но у нас не было лекарств, не было такого обследования, как теперь. А сейчас мы имеем огромные технологии, очень хорошие лекарства, которые изменяют ход лечения, но у нас остается все меньше и меньше времени на больного, потому что изменилась система здравоохранения. Я бы не сказала, что много бумаг, – если организовать свою работу, то бумаг будет немного, – но вот этот ритм, когда ты должен за небольшое количество времени посмотреть ребенка, поставить диагноз, маме все объяснить…Иногда они не понимают, что я не могу на ребенка полчаса потратить, хотя мы это и делаем. То есть сама система немного изменилась. А так, конечно, медицина идет вперед, и те технологии лечения, которые у нас появились, продлевают жизнь.
– То есть получается, вы больше даже с родителями работаете?
– Да, так и получается. Ведь есть такие заболевания, когда родители должны знать, как помочь ребенку в первую минуту. Например, бронхиальная астма. Мамам я четко расписываю базисную терапию, объясняю, что это такое, почему и зачем она проводится, у меня масса картинок, я все показываю. И когда мамы понимают, что нужно делать, они все это выполняют, у нас хорошие результаты. В основном дети идут в хорошую, длительную ремиссию.
– Какие сейчас основные заболевания у детей по вашему профилю?
– Это в основном бронхиальная астма. 8-10 процентов детского населения у нас болеют астмой и различными аллергическими проявлениями. Также много вирусных инфекций с осложнениями в виде обструктивного бронхита. Пневмонии в этом году очень много было.
– А в связи с чем?
– А так бывает – где-то раз я пять лет идет повышение заболеваемости каким-либо видом микробов. У нас в этом году очень много было микоплазменной пневмонии. Это особый внутриклеточный микроб, очень сложно поставить диагноз. К нам иногда детки приходили, которые к тому моменту уже месяц кашляли, полтора, два, и только потом, когда начинаешь собирать анамнез, как начали болеть, что было потом, какие микросимптомы, становится понятен диагноз. Иногда родители начинают возмущаться, что врач на участке сразу не поставил диагноз. И в последней монографии написано, что диагноз микоплазменная пневмония поставить крайне сложно, потому что иногда она протекает без температуры, иногда температура 39, а иногда 37, одышки нет, кашля иногда не бывает. И когда такой ребенок приходит, начинаешь думать – а ведь, похоже. И диагностика этого заболевания у нас очень слабая. Есть такой диагноз ПЦР – полимеразная цепная реакция. Анализ дорогой, сложный, во многих клиниках он не делается. Есть другой анализ – мы его делаем, через две недели получаем результат.
– А ребенок в это время болеет…
– Да. А по канонам мы должны через две недели анализ повторить. Я когда начинаю родителям рассказывать – они слушают, загружаются. Потом мы им назначаем лекарство на 10 дней, а родители приходят и говорят – на третьи сутки у нас все кончилось. Вот такое заболевание. То есть должно быть точечное назначение лечения, именно того, которое воздействует на этот микроб. Есть заболевания, которые мы определяем с помощью рентгена, – мы смотрим изменения в самой структуре легкого, можем узнать врожденную патологию, воспаление легких. Но там и такие изменения, которые могут быть и при бронхитах. Поэтому мы смотрим в динамике.
– Бронхиальная астма, воспаление легких – такие диагнозы пугают родителей. Насколько современная медицина позволяет таким детям восстановиться?
– Мы объясняем родителям, что если раньше, сорок с лишним лет назад, когда я начинала работать, нам было очень сложно, потому что не было лекарств, которые действуют на причину, то сейчас такие лекарства появились. У нас программы лечения ребенка с бронхиальной астмой отработаны, все расписано. Единственное, нужно просто с родителями проговорить, правильно выстроить диагноз и лечить.
– Насколько сегодня возможно излечение от астмы?
– Понятия «излечение» у нас нет. Мы деток в 18 лет выпускаем во взрослую жизнь, предупреждаем – курить не надо, водку пить не надо, должна быть обязательно физическая нагрузка, чтобы занимались плаванием, ходили на лыжах, гимнастикой занимались.
– А что нужно сделать в детстве, чтобы заболевание не переросло в хроническое?
– А нас нет и такого понятия – астма либо есть, либо нет. Чаще всего это генетика. Мы спрашиваем, кто болеет в семье. Если мама, то в 60 процентах случаев ждем, что и у ребенка может появиться¸ если папа – то в 30-ти процентах. Если и у папы, и у мамы, то в 70-ти процентах случаев мы ждем какое-то аллергическое заболевание. Должен быть гипоаллергенный быт, без дезодорантов, духов, химии, используем соду, чистую воду и все. Стараемся есть российские яблоки, импортные обрабатываются. Обязательно смотрим, на что у ребенка реакция.
– Получается, есть опасность, что прошедшая, было, астма вернется?
– Есть опасность. Если ребенок заболеет тяжелой вирусной инфекцией, от большой физической нагрузки что-то может вернуться. У нас, к сожалению, еще не отработана генетика, потому при астме полторы тысячи изменений может быть в генах. И от изменений в генах зависит клиника. Вот у меня ребенок приходил – тяжелая астма, мы ее лечим, даже преднизолон приходится капать. А, бывает, два раза в год легкие отдышки – и все. У всех по-разному. Многие родители приходят и говорят, что у них в детстве астма была, у ребенка есть какие-то аллергические проявления, а у мамы все стало нормально. А иногда во время беременности что-то появляется.
– Татьяна Александровна, вы также занимаетесь проблематикой муковисцидоза – насколько можно облегчить жизнь детей с этим непростым диагнозом?
– Все зависит от денег и от родителей. Сейчас лечение любого тяжелого, а особенно орфанного, редкого заболевания зависит от экономических возможностей, потому что лекарства очень дорогие. Наши детки получают самое дорогое лекарство через федеральный бюджет. Но потом в течение жизни к заболеванию могут присоединяться осложнения – сахарный диабет, бронхиальная астма, а каждое из них нужно лечить. Основное лекарство стоит 120 тысяч рублей на месяц, а нужно 6 упаковок на год. Плюс к этому «Креон» – тоже дорогое лекарство, в среднем его нужно на пять тысяч. А на одного льготника выделяется 832 рубля в месяц. Не получается уместиться в эти деньги. В области 24 больных с муковисцидозом, 5 из них – взрослые, чего раньше никогда не было – мы их хоронили на второй, третий, четвертый год.
– Хватает ли у нас детских пульмонологов в регионе?
– По нормативам положен один пульмонолог на 100 тысяч детского населения. Думаю, хватает, у нас вот в больнице два человека.
– Нагрузка тяжелая получается, много детей приходят?
– Детей много. За месяц я смотрю 400-450 детей. И постоянно у нас наблюдаются дети, например, астматики, которых мы смотрим минимум раз в квартал, особенно если они находятся на базисной терапии. Мы обязаны встретиться с мамой, проговорить, как проходила болезнь между приемами, что ел ребенок, как переносит нагрузку, проверить некоторые параметры, как переносятся лекарства.
– Что же нужно предпринять родителям для профилактики заболеваний органов дыхания, кроме того, о чем вы уже сказали?
– Я родителям всегда говорю, даже не я, это рекомендации такие: нужно промывать носовую полость утром и вечером раствором. Застоя не будет в носовой полости. Потому что вирусные инфекции идут отсюда. Кроме того, когда к нам приходят на прием, мы сразу спрашиваем – курит ли кто в семье. Если есть курящий человек в семье, чисто здорового ребенка нельзя ждать, особенно если мама курила при беременности. Есть масса работ на эту тему, например, англичане очень много работают по астме. Это наш бич, молодые девочки не понимают, что им потом мамами становиться. Какой ребенок родится, зависит от того, как она прожила 18-20-30 лет до его рождения, потому что генетика очень много значит. Сейчас на первое место выходят все эти генетические вещи. Также важен здоровый образ жизни, здоровое питание. Мы обращаем внимание и на то, чтобы бабушка к ребенку с насморком не подходила. У меня был ребенок 1,5 месяца, у бабушки насморк – она его поцеловала – и он заболел. Все эти вещи важны. Что касается лечения, то у нас очень многие детки уходят в ремиссию, только нужно слушать и слышать то, что говорит врач.
Юлия Узрютова