Обладатель Гран-при премии за заслуги в области региональной историографии и литературного творчества «Шапка Мономаха» Елена Беспалова рассказала Юлии Узрютовой о своих открытиях, сделанных при изучении истории сооружения памятника Карамзину, о том, чем так интересна тема масонства, а также о белых пятнах в симбирском краеведении.
Наш канал в Telegram(церемония награждения Всероссийской историко-литературной премией “Александр Невский” 13 сентября 2017 года)
Елена Беспалова – историк, заведующая научно-исследовательским отделом Музея-заповедника «Родина В.И. Ленина», председатель ульяновского отделения Российского исторического общества, председатель Попечительского совета Карамзинского фонда поддержки культурно-исторического наследия.
– Елена Константиновна, книга «Памятник Карамзину в Симбирске» получила главный приз на выставке «Симбирская книга-2017», с ней вы стали лауреатом Всероссийской историко-литературной премии «Александр Невский». Как вы начали работать над этой темой, ведь вопросами сооружения памятника исследователи занимаются уже давно?
– Да, этой темой занимались Александр Блохинцев, Жорес Трофимов, Борис Аржанцев. Я, работая в Российском государственном историческом архиве над темой благотворительности в Симбирской губернии конца XVIII-начала XIX века, познакомилась с семью объемными делами, посвященными сооружению памятника в Симбирске. Три дела содержали подписки с мест. Дело в том, что императором Николаем I была объявлена подписка на сооружение этого памятника, которая охватила все губернии тогдашней России. Подписные листы присылали в Симбирск, второй экземпляр отправлялся в министерство внутренних дел, который возглавлял Дмитрий Николаевич Блудов. Это министерство занималось сооружением памятника. В своей книге я привожу сводную ведомость, в которой указано по губерниям, кто сколько прислал пожертвований.
– Какие суммы жертвовали?
– Самая крупная сумма, пожертвованная на памятник, составляла две тысячи рублей. Тысяча рублей, например, была внесена графом Сергеем Петровичем Румянцевым, родным братом известного канцлера Николая Петровича. Братья Румянцевы были не только хорошо знакомы с Карамзиным, но находились с ним в теплых дружеских отношениях. Также племянник Николая Михайловича – Сергей Сергеевич Кушников пожертвовал тысячу рублей. А так – суммы были разные: 5 копеек, рубль и т.д. Имелось, правда, небольшое число губерний, которые вообще не прислали денег, и не из-за того, что они не хотели участвовать в сборе средств на памятник Карамзину, а потому что в них в том году случились неурожаи или другие какие-то неблагоприятные условия. В книге приводятся письма губернаторов этих губерний, адресованные министру внутренних дел Д.Н. Блудову, в которых они объясняют причины неучастия в общенародном деле, ссылаясь на неурожаи и тяжелое положение, сложившееся во вверенных им губерниях, хотя население и поддерживало идею создания памятника Н.М. Карамзину. Эти губернаторы просто от себя лично пересылали деньги, допустим 100 рублей, как это сделал, например, губернатор Смоленской губернии. Вообще же население России восприняли эту идею с теплотой и одобрением. Губернии собирали деньги и пересылали их в комитет по созданию памятника, который был образован в Симбирске по распоряжению министра внутренних дел.
Я нашла эти документы, когда интересовалась князем Михаилом Баратаевым. Я хорошо помню книгу Жореса Трофимова о том, как создавался этот памятник, и меня всегда особо волновало то, что Жорес Александрович очень неодобрительно относился к Михаилу Петровичу Баратаеву. В своей книге он написал фразу, которая у меня осталась в памяти, что якобы Баратаев внес сумятицу, казалось, в уже решенное дело. Это касалось представления, сложившегося у некоторых симбирских дворян, каким должен быть памятник Н.М. Карамзину. В представлении одних, памятник должен был состоять из библиотеки с бюстом Карамзина внутри. Губернский предводитель Баратаев, напротив, хотел, чтобы памятник Карамзину был в виде пансиона для детей бедных родителей. Дворяне нашли компромисс. Они разработали проект, который включал в себя комплекс зданий: и библиотеку с бюстом историографа, и пансион. Но, к сожалению, проект, предложенный симбирскими дворянами, вообще не был рассмотрен, так как тогда уже были объявлены подписка на памятник в виде монумента и конкурс в Академии художеств на лучший проект этого памятника.
(проект, предложенный симбирскими дворянами)
Нужно учитывать тот факт, что М.П. Баратаев в прошлом был масоном, управлял ложей в Симбирске, а основная цель братства Вольных каменщиков состояла в оказании помощи ближним, нуждающимся. Поэтому-то Баратаев высказал идею о том, что нужно создать в этом комплексе и пансион. Эта фраза Жореса Трофимова меня подвигла на то, чтобы «обелить» князя Баратаева в глазах нынешних и будущих исследователей и читателей, а это вылилось в новое исследование по истории памятника Н.М. Карамзину. К тому времени у меня скопилось довольно много архивных материалов, и я не хотела, чтобы этот материал оставался только у меня. Я хотела донести его до читателя.
– То есть вас больше интересовала сторона, связанная с Баратаевым?
– Не только. Когда я стала читать эти документы, я поняла, что имеющиеся сведения по истории симбирского памятника порой неполные и трактуются неверно. Изучая документы, я поняла, например, что один из самых деятельных людей, которые занимались воплощением идеи памятника в жизнь, был министр внутренних дел Дмитрий Николаевич Блудов. До этого времени было совершенно неизвестно о его участии. Мало того, я считаю именно его инициатором сооружения памятника.
– Почему же?
– Во-первых, известен факт, что незадолго до этого Дмитрий Васильевич Дашков – министр народного просвещения, ближайший друг Блудова – приезжал в Симбирск и встречался с губернатором Загряжским (при котором началось это дело) и еще с некоторыми дворянами, приглашенными к нему на обед. Фамилии их не известны, но известно, что одним из приглашенных был генерал-майор Петр Никифорович Ивашев. Сведения об этом сохранились в его письме к сыну Василию, сосланному на каторгу по делу декабристов. После этой встречи с Дашковым, 13 июня 1833 года некоторые дворяне и написали обращение к губернатору А.М. Загряжскому, в котором они изложили своё желание соорудить в Симбирске памятник Карамзину, как уроженцу Симбирской губернии, и просили того исходатайствовать у императора позволение на это. Вся общепринятая тогда процедура была соблюдена: дворяне решают на родине поставить памятник Карамзину, обращаются к губернатору, а через него – к министру внутренних дел Блудову, а тот, в свою очередь, составляет докладную на имя императора, в результате чего Николай I повелевает объявить, во-первых, конкурс в Академии художеств на создание памятника и, во-вторых, дает свое согласие на всероссийскую подписку по сбору средств на него. Мало того, Блудов был не только инициатором, но и организовывал всё дело по созданию и воздвижению этого памятника. В архивах сохранилось много писем и циркуляров Блудова, которые он лично составил, написал и разослал их всем губернаторам, губернским предводителям дворянства и городским головам. Еще он написал письма своим хорошим друзьям, которые могли пожертвовать на памятник, например, Жуковскому, Вяземскому, Кушникову, очень состоятельному Демидову и прочим. В общем, я считаю, что наш памятник – заслуга Блудова. Может быть, это звучит несколько вызывающе и не патриотично для жителей нашего города и области, но, по крайней мере, нужно признать, что решающую, основополагающую роль в сооружении памятника Н.М. Карамзину сыграл именно Дмитрий Николаевич Блудов.
– А до этого кому приписывалась эта заслуга?
– Вообще фамилия Блудова, как министра внутренних дел, в чьем ведении тогда находилось сооружение всех памятников, устанавливаемых в России, кое-где просто указывалась, и всё. А о его особых заслугах в этом, можно сказать, нигде и никогда не упоминалось. После изучения документов у меня создалось свое представление об этом историческом событии, которое пыталась донести читателям. В книге я больше уделяла внимания тем моментам и аспектам, которые в предыдущих исследованиях остались без должного освещения.
– Есть еще один момент, вызывавший споры, – Карамзин родом из Симбирска или Оренбурга?
– Честно признаюсь, что для меня такой дилеммы просто не существует. Но в 2015 году появилась публикация, которая наделала много шума в нашей области, – публикация оренбургской исследовательницы Елены Мишаниной, которая сообщила о появлении, якобы новых доказательств того, что Карамзин родился в Оренбурге. А я как раз до этого в Государственном архиве РФ нашла уникальный документ, который еще раз подтверждает симбирскую версию рождения историографа. Этот документ – «Краткая записка о городах для ПУТЕШЕСТВЕННИКА (причем все буквы в этом слове написаны заглавными) от Царского села на восток России», датированная 1824-м годом. В архивных описях она значится как анонимная, то есть автор не указан. Так вот в этой записке я обнаружила почерк самого Николая Михайловича Карамзина! Я много работала с автографами Карамзина, и не узнать его руку я просто не могла. Но чтобы проверить, не ошиблась ли я, стала листать эту рукопись – что же там наш земляк написал про Симбирск? А там написано – «Там я родился и провел детство». Это было еще одно подтверждение верности моего предположения. Но я не унималась. Меня очень интересовало, что же там написано про Оренбург? А про Оренбург автор записки написал, что там служил его отец при известном Иване Ивановиче Неплюеве – строителе этого города.
Всё в моем представлении сошлось. Можно твёрдо утверждать, что эта «Краткая записка о городах для ПУТЕШЕСТВЕННИКА…» является неизвестным автографом Карамзина, где он еще раз свидетельствует о том месте, где он родился – именно в Симбирской губернии. Первое публичное представление этого очень важного документа произошло в декабре 2015 года на выставке, посвященной 170-летию памятника Карамзину и основанной на многих архивных документах, рассказывающих об истории этого памятника и которые мне посчастливилось обнаружить. С начала следующего года я приступила к работе над этой книгой. Вообще же в книге я планировала рассмотреть вопрос – почему именно в Симбирске появился этот памятник? Дворяне считали, что Карамзин родился в Симбирской губернии. Поэтому логично, что памятник должен был установлен именно здесь. Когда я писала главу о месте рождения Карамзина, мне хотелось в ней изложить всё, что мне по этому поводу известно, опубликовать документы, которые отражают родословную Карамзина – в книге они публикуются впервые. Мне важно было донести до читателей и исследователей те документы, которые мне посчастливилось обнаружить. Книга состоит из трех частей. Первый раздел состоит из 15 глав, каждая из которых посвящена одной из проблем, касающихся истории памятника. Второй раздел представляет собой хронику событий, отражающих этапы сооружения памятника, третий – аннотированный «Словарь имён», в котором даны биографические справки об основных деятелях, чьими усилиями памятник Н.М. Карамзину в Симбирске был воздвигнут. При этом в этих биографических справках мне важно было отразить отношение этих людей к Карамзину и личное их участие в сооружении памятника.
– Правда ли, что памятник Карамзину хотели снести?
– Да, в 1930-е годы. И в книге приводятся сведения об этом и цитируется архивный документ, который хранится в нашем Госархиве. Бывший учитель, а в то время пенсионер из села Крестово Городищи И.Ф. Тимонов написал письмо властям города, в котором он предлагал статую Клио снять и «употребить на подшипники», в виду того, что стране, занятой индустриализацией, нужен металл, а в центре Ульяновска имеется «крупный кусок» бронзы в виде статуи Клио. Он предложил памятник снести.
– Как его удалось отстоять?
– Директор Естественно-исторического музея Павел Яковлевич Гречкин заступился за памятник архитектуры – творение знаменитого Самуила Гальберга. Памятник удалось отстоять. Кстати, в Казани в 1930-е годы снесли памятник Державину авторства того же Гальберга. Сейчас его восстановили.
– Помимо вопросов, связанных с Карамзиным, вы занимаетесь темой масонства и симбирских масонов – как к ней появился интерес?
– В 1994 году в Москве я купила книгу Татьяны Бакуниной об известных масонах России – о Суворове, Пушкине, Жуковском и других. В моем тогдашнем представлении масонство было чем-то запретным, я так же, как советские граждане, считала, что масоны плетут заговор против власти и народов. В последнее время я наблюдаю за восприятием у населения масонства и признаю, такого предвзятого отношения уже нет, оно мало-помалу уходит. Тогда же у меня не укладывалось в голове: для меня это было чем-то плохим, а тут известные личности – тот же Пушкин – масоны. И у меня словно какая-то сбивка произошла, я стала более подробно изучать масонство. Причем первое мое выступление было в декабре 1995 года, когда Ульяновский краеведческий музей праздновал свое столетие. На конференции, посвященной этой дате, я выступила с докладом по теме «Симбирские масоны». Потом в фондах Краеведческого музея я стала работать с тетрадями правнучки Василия Петровича Ивашева Елены Константиновны Решко. Она, занимаясь темой декабристов, работала в тогдашнем Центральном государственном архиве Октябрьской революции (а сейчас он переименовался в Государственный архив Российской Федерации) и ссылалась на некоторые документы, связанные с деятельностью нашей Симбирской ложи «Ключ к Добродетели», которую основал М.П. Баратаев. У меня появилось желание добраться до этих документов. Добралась я до них только в 2009 году, когда Александр Зубов, директор Музея-заповедника, подписал мне заявление на научную командировку. По ее результатам я выступила на Ученом совете в Краеведческом музее, посвященном юбилею Баратаева, потом написала статью, в которой рассказала о содержании документов, хранящихся в этом архиве. С того времени я постоянно занимаюсь этим архивом. Вообще, масонские архивы дошли до нас в разрозненном виде, а архив нашей ложи «Ключ к Добродетели» сохранился полностью со всеми протоколами, приходно-расходными книгами, перепиской и тому подобными документами.
– Какие-то новые темы сейчас изучаете?
– В основном, мой интерес связан с изучением истории конца XVIII – первой половины XIX века. Это, в первую очередь, Карамзин, его эпоха и современники, масонство, князь Михаил Петрович Баратаев, семейство Тургеневых. В прошлом году, в 100-летний юбилей революции я задумала выставку «С КРАСНОЙ строки» – про Симбирск в революционные годы. Хронологические рамки выставки – 1917–1924 годы, когда город Симбирск был переименован в Ульяновск. Я сама историк, закончила Ульяновский пединститут, и я не думала, что эта тема меня как-то всколыхнёт. Признаюсь, это очень интересная тема, тем более, если читать симбирские газеты того времени. Также в этом году мы задумали выставку «Симбирск в Гражданскую: по обе стороны фронта», но здесь мы планируем больше внимания уделить «Белому» движению.
(выставка «С КРАСНОЙ строки»)
– Елена Константиновна, что можно считать «белыми» пятнами в Симбирско-Ульяновском краеведении, что менее всего изучено?
– Ранняя история Симбирска – XVII-й век – практически не изучается. Дело в том, что, во-первых, в Ульяновске источников нет – нужно ехать в Москву и сидеть в Российском государственном архиве древних актов. Во-вторых, документы XVII века специфические, не каждый в них разберется и сможет прочесть. Также две трети XVIII века не разработаны. Много пробелов и в том периоде, которым я занимаюсь, а это царствования Екатерины II, Павла I и Александра I – тоже нужно ехать в Москву и изучать. Дело еще и в том, что Симбирск много горел, чего вспомнить 1864 год, в результате чего документы более раннего периода были уничтожены огнем. Я считаю, что моя миссия, как бы это не высокопарно не звучало, – открывать те архивные документы, которые касаются Симбирска, в Москве и в Петербурге, публиковать их в статьях, представлять на выставках. Раз мне предоставляется возможность поработать в центральных архивах, я не могу от нее отказаться. И я хочу, чтобы другие люди узнали из этих документов богатую на события, подлинную историю нашего края.
– У нас в регионе хотят возобновить краеведческие уроки. Как вы считаете, нужно ли это?
– Конечно, это чрезвычайно полезное дело. Раньше же были краеведческие уроки, ученики на них открывали для себя историю, краеведение, у них с помощью этих уроков воспитывалось чувство патриотизма и любви к своей малой родине. Я всецело поддерживаю эту идею, потому что молодое поколение будет знать историю своего края, а значит – будет любить то место, где он родился, и уважать окружающих его людей. А ведь доходит до того, что на вопрос «Кто такой Ленин?» один ульяновский мальчик ответил: «Сказочник». Мы своих исторических персонажей не знаем, мало изучаем, и мне очень за это обидно. Мы сейчас приступили к подготовке к празднованию 150-летия со дня рождения Ленина. Нужно нам всем подумать, что хотим мы вынести из этого юбилея?
– Елена Константиновна, вы являетесь председателем ульяновского отделения Российского исторического общества. Какие планы у общества в этом году?
– Планов очень много – конференции, круглые столы, выставки, различные мероприятия, в том числе проводимые и для наших юных граждан. Среди приоритетных тем и направлений можно назвать100-летие революции и Гражданской войны, 100-летие окончания Первой мировой войны, 100 лет первой Конституции, 25 лет Конституции РФ, 200 лет императору Александру II, 200-летие Карла Маркса, 70 лет Победы в Сталинградской и Курской битвах, 100-летие архивной службы. Практически во всех учреждениях культуры города пройдут мероприятия, в организации которых примут участие члены регионального отделения Российского исторического общества. Также мы не можем пройти мимо главного юбилея – 370-летия основания Симбирска. Музей-заповедник «Родина В.И. Ленина» и Ульяновский краеведческий музей на своих площадках планируют организовать выставки, посвященные этому знаменательному событию.
Юлия Узрютова. Фото автора, В.Е. Панова.
