В четверг в Набережных Челнах состоится антиядерный марш, посвященный в первую очередь планам строительства новой АЭС вблизи Димитровграда. Наши соседи всерьёз озабочены своей безопасностью. Почему?
Как известно, в пятницу в Димитровграде в НКЦ имени Славского в 14:00 пройдут общественные слушания «по предварительному варианту материалов по оценке воздействия на окружающую среду при строительстве и эксплуатации АС с ОПЭБ с РУ СВБР-100». В переводе с чиновничьего на русский, это означает, что будут обсуждаться возможные экологические последствия от строительства АЭС.
На прошедшей неделе мы уже публиковали материал, посвященной проблемам планируемого властями «ядерного кластера». Тогда мы погрузились в тему не столь уж и глубоко, но даже этого оказалось достаточно, чтобы понять важность предстоящих слушаний и вообще решения по строительству АЭС. Это оказался как раз тот случай, когда экология становится в буквальном смысле вопросом жизни или смерти. По сути, несколько ближайших дней вполне могут решить нашу будущую судьбу. Естественно, что поняв некоторые принципиальные неувязки, нам захотелось разобраться в теме более детально, хотя бы по причине банального чувства самосохранения.
И мы опять вернулись к вопросу о геологических разломах. В подготовленном к общественным слушаниям отчете ООО «АКМЭ-инжиниринг» есть важный пункт. Называется он «Выводы». Одним из первых выводов гласит буквально следующее: «Факт отсутствия новейших разломов на рассматриваемой территории – один из весьма принципиальных в оценке её благоприятности для размещения АЭС». Тем самым специалисты, разрабатывающие документ, признают, что именно геология является краеугольным камнем в вопросе принятия решения о строительстве. Эти же специалисты утверждают, что разломов не территории нет, что, по их мнению, есть важнейший довод в пользу возведения АЭС вблизи Димитровграда.
Как мы уже писали в предыдущем материале, доводы составителей отчета в плане геологии нам, само собой не специалистам, показались сомнительными. Есть ли разлом, нет ли его – для нас это осталось тайной за семью печатями. Как же выяснить правду?
Для начала мы изучили карты из тома XIII атласа Гидрогеологии СССР, имеющиеся в свободном доступе, а также карты нижней поверхности осадочного чехла Русской платформы. Конечно, непрофессионалам трудно что-то в них понять, но мы углядели странность – около берегов Черемшанского залива и далее на картах обозначено явное понижение. Заметим, речь идёт о геологических картах, и понижение это указывает на порядочные глубины – до двух километров. Выходит, разлом всё-таки есть?
Мы обратились к этому вопросу к Ивану Петровичу Мирошникову, почетному геологу, профессиональному эксперту, который не одно десятилетие занимался вопросами геологии области. Иван Петрович подтвердил наши предположения, рассказав, что и дельта реки Черемшан, и залив являются как раз проявлением глубинного (1200-1500 метров) разлома через осадочные породы.
Выходит, что разлом существует, а значит, есть и некая потенциальная опасность, в том числе и сейсмическая, которой в первую очередь и должны бояться строители АЭС. Анализу этой проблемы посвящено несколько десятков страниц обоснования, подготовленного «АКМЭ», но Черемшанский разлом там не учитывается. Упор в исследовании делается на функциональный анализ данных из каталога землетрясений, а не на данные постоянных сейсмонаблюдений. Ещё раз сказав себе, что мы не специалисты, мы сделали допущение, что такова была постановка задачи, тем более, что общий объём проведенной работы заставляет проникнуться к «АКМЭ» некоторым уважением. Но и при таком подходе нашлись факты, которые впечатляют. Для нас стало откровением то, что в нашем левобережье вообще когда-либо фиксировались природные землетрясения. Про казусы, наподобие описанного в предыдущем материале, мы не говорим, речь именно о тех толчках, которые имели доказанный природный источник. Таковых за последние два века было аж 14, причём в каталоге учтены лишь такие землетрясения, которые имели магнитуду более трех баллов. Самым “урожайным” был 1986 год, когда за август и сентябрь произошло 4 землетрясения. Кстати, именно в 1986-1988 годах, судя по государственному докладу о состоянии окружающей среды, выпускаемом комитетом по защите окружающей среды, в районе НИИАРа был зафиксирован резкий рост активности цезия и стронция в объектах окружающей среды. Тогда это списали на чернобыльский след. Искать здесь связь и делать глубокомысленные намеки мы не будем, но возникает другой вопрос – если мониторинг радиоактивных выбросов поставлен настолько хорошо, что есть данные по уровню активности радиоактивных веществ в радиусе до 100 и более километров от НИИАРа, то почему сеть сейсмических пунктов, осуществляющая мониторинг сейсмической активности, по данным отчета «АКМЭ» состоит лишь из четырех штук? Вот что по этому поводу сказано в «Выводах»: «Действующая сеть сейсмологических наблюдений из 4-х пунктов, контролирующая местную слабую сейсмичность, включая возможное проявление эффектов наведенной (техногенной) сейсмичности, возникновение которых может быть связано с закачками ЖРО в подземные коллекторы».
По-видимому, речь тут идёт о тех самых пунктах, которые было рекомендовано построить по следам той истории, о которой мы уже писали, именно для контроля за возможными обрушениями в подземном хранилище радиоактивных отходов. Напомним, что тогда всех напугали геофизики, которые предположили, что источником подземных толчков могут быть необратимые процессы в хранилище радиоактивных отходов. Но по нашим данным эти пункты тогда так и не построили. Может речь идёт о другой сети сейсмостанций?
Мы спросили про это у Мирошникова и получили крайне неожиданный ответ. По его словам сейсмостанций у нас в области вовсе нет! Равно как и нет никаких вменяемых исследований по сейсмоактивности. Попросту говоря, что у нас под ногами нам по большей части вообще неизвестно! В предпроектной документации на АЭС даются разнообразные функциональные прогнозные оценки, которые представляют из себя нечто, очень похожее на статистику, но никаких толковых данных по замерам, проведенных указанной в выводах сетью сейсмостанций, мы там не нашли. Может, конечно, плохо искали, а может вопрос попросту изящно обходится?
В Татарстане же сеть сейсмостанций работает, и свои недра наши соседи изучили хорошо. И когда изучили, схватились за голову. По словам Мирошникова, отказ властей Татарстана от размещения в левобережной части республики промышленных кластеров связан в том числе и с понимаем того, что истощенные добычей нефти недра надо беречь. Естественно, не о каких новых АЭС там и не заговаривают, отлично зная и про разломы, и про сейсмоактивность. Так удалось выяснить причину четвергового антиядерного марша в Челнах. Как говорится, кто информирован… В общем, опасность от нашей АЭС в Татарстане осознают полностью. Почему же не осознаём мы?
Годы спокойной работы НИИАРа успокаивают. Многим, кто не особо желает забивать голову разнообразными сейсмостанциями, кажется, что ничего страшного в новой АЭС нет. Мол, уже же работают в Димитровграде реакторы. Но даже на таком уровне обсуждения аргумент легко находится. Вот цитата из пресс-релиза Гринписа, посвященного проблеме:
«Строить в Димитровграде атомную станцию не имеет экономического смысла: в масштабах Средней Волги к 2020 году планируется рост установленной мощности с 36 000 МВт до 56 000 МВт, а новая АЭС мощностью 100 МВт – это капля в океане, – говорит руководитель энергетического отдела Гринпис России Владимир Чупров. – Причем значительная часть мощности на предлагаемом энергоблоке предназначена для собственных нужд реакторной установки. Так что новая АЭС скорее создаст новые социально-экономические и экологические проблемы (например, нехватку квалифицированного персонала для действующих в Димитровграде ядерных объектов, понизит инвестиционную непривлекательность региона и т.д.), нежели поможет решить проблему растущего электропотребления».
Если верить гринписовцам, то получается, что АЭС будет работать чуть ли не сама на себя, производя лишь токсичные отходы. Но даже без такой категоричности понятно, что большого смысла в новой АЭС в качестве рабочей нет. Но может быть она перспективна в качестве экспериментальной, задела для будущего прорыва? Может быть – атомные станции малой мощности (а 100 МВт для атомной станции – это ничто) вполне могут быть поставлены на поток в качестве источников энергии для труднодоступных районов и т.д. Но почему тогда в основу АЭС положен далеко не инновационный реактор СВБР-100, аналоги которого известны чуть ли не с середины прошлого века и «заэксперементированы» вдоль и поперек?
О сомнительной инновационности реактора говорит и то, что ведущие европейские страны вовсю отказываются от реакторов на быстрых нейтронах. Более того, в той же Германии принята программа полного избавления от АЭС. Почему? Одна из причин – сложность избавления от отходов. На сегодняшний день никакой вменяемой технологии их полной утилизации не существует. Всё, что реально работает, так или иначе исповедует принцип «передачи потомкам». Попросту говоря – хороним сейчас, а разгребать оставляем детям и внукам. Но мы и здесь «впереди планеты всей» – планируем открыть пункт захоронения отходов, стать радиоактивной свалкой. И это при том, что с действующим хранилищем, судя по всему, многое непонятно. Что там происходит на глубине почти в полтора километра никому в подробностях неизвестно. Непонятно также, как вообще поведет себя хранилище в дальнейшем.
Тот же Мирошников считает, что строить атомные станции и хранилища вблизи водохранилищ вообще недопустимо. Тем более в левобережье, где водоносный слой лежит на глубинах до 100 метров. Если вода в водохранилище окажется зараженной, то почти полмиллиона человек разом окажутся без водоснабжения. Не повлияет ли новое хранилище или АЭС на водоносные горизонты? Никто не знает.
В общем, как можно понять из нашего небольшого анализа проблемы, вопросов накопилось гораздо больше, чем вменяемых ответов на них. Будут ли эти ответы получены, мы узнаем на общественных слушаниях в пятницу. Вполне может быть, что ответов не будет, тогда против станции придётся воевать. Впрочем, по словам Ивана Петровича, три раза уже проекты строительства новых АЭС на территории области зарубались геологами и общественностью. В 70-е годы «Атомпроект» производил изыскательные работы на реке Утка. Тогда, по словам Мирошникова, благодаря усилиям Горячева «атомщиков» прогнали, попросту выкупив их результаты работы. Затем были попытки начать проектирование и строительство в районе Сенгилея и Красного Яра. Но и здесь проекты были отвергнуты на ранней стадии.
Конечно, сейчас иные времена, и безо всяких сомнений в продвижении «ядерного кластера» заинтересованы люди с большими возможностями. Поэтому вопрос вполне может свестись к уровню порядочности тех людей, кто реально принимает решения. Что они предпочтут, если ответов на заданные на общественных слушаниях вопросы не будет? Лёгкие деньги или жизни людей? По-видимому, это и есть главный вопрос…