Яндекс.Метрика

Флешмоб с курсантами как знак позитива или «Танцуют все!»

Ульяновск продолжает наблюдать за последствиями публикации видеоролика курсантов УИ ГА, станцевавших в нижнем белье под музыку Бенни Бенасси. Мы попытались оторваться от просмотра все новых и новых видео в поддержку студентов и осмыслить происходящее. Помочь взглянуть со стороны на ажиотаж вокруг танцующих «Сатисфекшн» летчиков согласилась социолог, руководитель Центра молодежных исследований НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге Елена Омельченко, долгое время работавшая в Ульяновске. Елена Леонидовна рассказала о том, почему реакция администрации института вызвала столь мощную солидарность в социальных сетях, о болевых точках, которые задело ульяновское видео, изменении гендерного режима в России и надежде, которую дала реакция на ролик в соцсетях.

– Елена Леонидовна, все случившееся вызвало очень большую реакцию в соцсетях. Наблюдая за ней, мы можем говорить о достаточно новом для России явлении – формировании общего социального пространства в сети интернет?

Омельченко

– Да, это действительно некое единое социальное пространство, когда такие разные группы начинают включаться в общую солидарность, поддерживать курсантов, выражать свое недоумение. Мы видим, что вовсе не обязательно, для того чтобы событие стало общим переживательным моментом, его нужно показать по «Первому каналу». Помимо всего прочего, столь массовая реакция говорит о новом измерении информационного пространства в целом и иллюзии возможности его полного контроля. Идет пересечение разных каналов, соцсетей. Ситуация это ярко продемонстрировала.

– Все же в флешмобе присутствовала разная реакция, была и поддержка курсантов, и желание просто в теме поучаствовать, так как она стала невероятно популярной. Как вы думаете, чего здесь больше?

– Однозначно, на первом месте стоит поддержка курсантов. Как только ролик появился, первой реакцией было возмущение, я бы даже сказала, оторопь, по поводу действий администрации вуза, администрации области и других структур. Возмущение было высокого уровня накала в силу того, что, по общему мнению и в соответствии со здравым смыслом в целом – ничего особенного не было показано: юмор, пародия, яркое высказывание. Можно, конечно, по-разному относится к эстетической стороне перфоманса курсантов, но их клип – он реально очень смешной, и в любом случае он не мог, не должен был вызвать такой серьезной реакции. Ощущение было «Что вообще происходит?! В чем проблема?! За что ребят наказывать?». Это общее чувство и стало толчком к солидарности и поддержке.

И то, что поддержка вылилась в аналогичные пародии, показывает, что ребята попали в какую-то болевую точку. Может быть неявным, скрытым месседжем этого высказывания была демонстрация права на свое тело и свое свободное время, собственное, приватное, не политическое, пространство жизни. Это я бы обязательно подчеркнула. Институт – это полувоенное образовательное учреждение, и что получается, молодые мужчины не имеют право на свое тело? На самовыражение, на танец с элементами эротики, что собственно мы можем сейчас наблюдать везде – в кинематографе и музыке, везде в нашей популярной индустрии? Почему они не могут это высказать? Ну, и еще, как и в оригинале, который они пародируют, у ребят также была определенная ирония по поводу того, где они живут, в каких условиях, что представляет собой их курсантская повседневность.

Тут много разных пластов, уже более глубоких. И поэтому, я думаю, возмущение было не случайным. Первые реакции администрации и их аргументы прямо отсылали, казалось бы к давно забытому советскому прошлому, когда популярным было клише «сегодня ты танцуешь джаз, а завтра родину продашь»… Танец, телесное высказывание, телесный перфоманс действительно может обладать каким-то протестным смыслом, но надо глубже смотреть, видеть, что за этим стоит, и как-то пытаться в этом разобраться, понять, но уж точно не опускаться до запретительных мер и разгонов.

– Было ощущение, что в какой-то момент представители власти наконец смогли увидеть реальность, которой они раньше не замечали. И показал им ее интернет. Он стал силой?

– Насколько я знаю, и Сергей Морозов сначала жестко высказался, а потом сказал, что нельзя этих курсантов отчислять. Никто не ожидал столь мощной реакции, такой сетевой солидарности. Думаю, что многие почувствовали, что столкнулись с неожиданным протестом, с неким общим настроением отказа подчиняться столь жестким требованиям контроля, а также отказом испытывать чувство вины и стыда за некое, приписываемое им нарушение нравственности, как посягательство на традиционные ценности и прочее. Иначе говоря, мы тут столкнулись с неким новым феноменом, и мне как социологу, изучающему молодежь, очень интересно понять, что за этом стоит.

– Как вы думаете, представители власти тоже следили за происходящим с интересом? Какие-то выводы из этой ситуации можно сделать?

– Это определенный тренд последних лет. В какой-то момент было много клипов с торжественных мероприятий, например, выпусков школ, где учителя или директор танцуют вместе с выпускниками, тоже своего рода пародий, например, на корейский клип «Gangnam Style». Тогда подобными танцами были заполнены все сетевые ленты. Это был настоящий шквал: школьники, студенты, курсанты военных училищ. Тоже был своего рода флешмоб, и тоже с неким элементом эротики, использованием активной мужской пластики, однако никаких подобных нынешней это реакций не вызывало. В чем разница, что же так напрягло на этот раз? Думаю, что помимо всего прочего мы здесь сталкиваемся с очевидным усилением дискурсивного давления к большей закрытости системы образования в целом.

Может быть, все дело в полуобнаженном теле? Но почему именно тела этих молодых курсантов так напрягли администрацию? Именно их тела «порочили честь мундира»? Каким образом? Ответ довольно очевиден. Потому что в закрытых институциях, системах – армия, силовые структуры, закрытые учебные заведения, тюрьмы – тело как бы отчуждается и считается собственностью власти, а его дисциплинирование и контроль как раз и осуществляется через обязательность ношения строго определенной формы, скрывающей индивидуальность и не допускающей отклонений и вольностей. Последние достаточно жестко пресекаются. Но ведь в данном случае курсанты были не на плацу, а в своем общежитии, вечером, фактически у себя дома… Тут для меня как для социолога интересно то, что мы видим очевидные изменения гендерных режимов в России, которые затрагивают, в том числе, и такие закрытые и контролируемые пространства. С одной стороны, со стороны властного дискурса, формируется представление о традиционной скучной закрытой маскулинности, правильной такой, нормативной. Но с другой стороны, мы видим, что молодежь уже в другом мире живет, музыкальном, телесном. В нем уже вне осуждения существует уход мужчин за своим телом, открываются барбер-шопы, существует мужская косметика. В кино или шоу-индустрии мы видим демонстрацию образа мужчины-красавца, на которого приятно смотреть: он умный, интеллигентный и ухоженный, хорошо выглядящий.

Наше исследование, недавно завершившееся в том числе и в Ульяновске, говорит о росте популярности здорового образа жизни для молодежи. Эта популярность в разных видах проявляется в разных аспектах. В инстаграме, где есть фитоняши, в занятиях платным фитнесом, в паркуре, который – натуральный спорт, в движениях с отказом от табака и алкоголя. Поэтому быть в тренде – это сейчас ухаживать за собой и демонстрировать это. Тело является частью современной культуры, а человек – владелец этого тела. В чем же проблема в выступлении?

Вопрос, может быть, в том, что представители администрации и политики не хотят этого видеть. И в полузакрытых и закрытых институтах – школах, полувоенных, военных вузах – по-прежнему существует традиция, что мужчина должен быть скучным, строгим, жестким со множеством ограничений и отсутствием возможностей и права на юмор, стеб, веселье, такой своего рода отрыв и самовыражение.

И вообще у нас политика становится, на мой взгляд, все боле скучной. Не признающей сатиры, юмора – все это воспринимается сразу как некое посягательство на ценности.

– Может быть, в этом проявилась готовность государства защищаться?

– Да, но это неперспективная политика. Молодежи принадлежит будущее, они сейчас производят и задают некие новые смыслы. Именно они, а не те, кто находится у власти, руководит этими вузами. Поэтому иногда прислушиваться к тому, что происходит, очень важно для того, чтобы быть в теме, быть актуальным и понимающим администратором. Не только контролем и регулированием заниматься, но и общаться, коммуницировать – это намного перспективнее.

Главный принцип, который мы отстаиваем в своей работе: важно обращаться не к тому, как политики или журналисты описывают ситуацию, а что говорят сами молодые, дать возможность им максимально высказаться. И в этом смысле в меня этот флешмоб вселил очень большой оптимизм. Хорошие ребята, не все потеряно, какая-то живая струя, более оптимистическая, позитивная. Я воспринимаю этот как знак позитива и надежды на поколение, которое внесет в российскую жизнь ииновативность, сделает ее более яркой, не такой скучной.


Фото – НИУ ВШЭ.

Оцените новость: