Яндекс.Метрика

Из Ульяновской области – на Камчатку: 30 лет в фотографиях Ильдара Азюкова

В Музее «Симбирская фотография» работает выставка «О людях Севера. Камчатка будничная». Большая часть снимков – это портреты чукчей, коряков, эвенов-оленеводов во многих поколениях и эпизоды из их жизни. Автор фотографий – Ильдар Азюков, который родился в селе Старое Тимошкино. Затем – средняя школа в Барыше, институт, заводы, стройки, корреспондентская и фотокорреспондентская работа в «районках» Ульяновской области, внештатная работа в «Северных просторах», «Коммерсанте» и «Труде», а с 1987 года – в олюторской районной газете «Заря коммунизма» в селе Тиличики Камчатского края. Ильдар Азюков рассказал Юлии Узрютовой о том, как попал на Камчатку, о жизни оленеводов, о транспортных и других проблемах, а также о красоте и воздухе этого края.

– Чем вы занимались в Ульяновской области до переезда на Камчатку? Как началось увлечение фотографией?

– Каждый сотрудник районной газеты в эпоху нашей газетной юности желал быть опубликованным в областной газете. О московских и говорить не приходится. Учился фотографировать, как и многие, глядя на снимки в «Комсомолке», «Сельской жизни», «Литературке», в ульяновских газетах. Чтобы совершенствоваться в фотографии, познакомился с ульяновскими фотографами. В «Слове молодежи» появились фотографии, через пару лет несколько месяцев проработал в газете «Симбирские губернские ведомости». Потом «Народная газета» – был внештатным фотокорром. В Москве я снимал для «Коммерсанта». Дорога мне публикация фотографий в журнале «Северные просторы» в объединенном номере 2004-2005 годов. Это фотографии оленеводов Камчатки. И небольшой текст к ним Евгения Клодта, художника и гражданина с редким сердцем. К сожалению, его уже нет среди нас.

– А как вы оказались на Камчатке?

– На Камчатку попал в 1987-м. Пригласили на работу фотокорром. Рекомендовал редактору пригласить меня талантливый журналист и друг Борис Борисович Шавелев, за год до меня он прибыл на Камчатку из Сурского. В 1987 году, уже работая фотокорром районной газеты «Заря коммунизма» в селе Тиличики Олюторского района, я попал в село Ачайваям. Там познакомился с будущими друзьями. Они меня встретили как родного, как равного. Это были оленеводы. Чукчи. Это мужественные и сильные люди, живущие в гармонии с природой Севера. Коренные малочисленные народы Севера – кмнс. Такой аббревиатурой наградили северян. Это и чукчи и коряки, и эвены и ительмены – коренные жители Камчатки. В Олюторском районе всего семь сел. Или восемь. Село Корф – это село призрак. Плотность населения района почти в 700 раз меньше плотности населения в Ульяновской области.

DSCN0015

– Какова транспортная ситуация на Камчатке? Как люди передвигаются? Существует мнение, что поездка на Камчатку – это очень дорого. Это действительно так?

– Основной транспорт – воздушный. По району раз в неделю летает вертолет МИ-8 по, так называемому, малому кругу – развозит пассажиров трех, скажем, сел. В другой день недели происходит облет остальных сел. Очень трудно купить билеты. Места ограничены. Цены высокие. Чтобы попасть в оленеводческое звено, надо иметь большой запас времени (если, например, не хватило билетов, надо ждать неделю, а если будет нелетная погода, типичное дело на Камчатке, то ждать придется, может, и месяц). Из Москвы до Петропавловска-Камчатского легче – можно предварительно купить билет в пределах 14 тысяч рублей. Полет из Петропавловска до Тиличик обойдется в 21 тысяч рублей. И от Тиличик до Ачайваяма – 20730 рублей. Если у пассажира есть камчатская прописка, то цена для него ниже. Такое, вот, суровое камчатское гостеприимство. Дорог на севере Камчатки, соединяющих села, нет. Есть зимники. Это набитые транспортом снежные дороги. Естественно, они эксплуатируются только зимой. 20-30 лет назад рейсовых дней в авиации было больше, цены были доступные. Многие спрашивают о том, как попасть в Долину Гейзеров. Попасть можно через туристические компании. Набираются группы, арендуется вертолет. Маршрут проходит мимо вулканов, над сопками. При ясной погоде можно сделать красивые фотографии или снять видеоролик. В некоторые маршруты включено купание в горячих источниках. Цены достаточно высокие. Мне не довелось побывать в Долине Гейзеров. Конечно, хочется. Участвовал я в восхождении на Авачинский вулкан.

В оленеводческих звеньях, когда проходят выборы должностных лиц, проводится досрочное голосование. Для удобства, когда необходимо провести голосование в нескольких отдаленных от сел местах, арендуется вертолет. Это может быть удобным случаем послать в бригаду оленеводов почту, одежду, продукты. Может, подменить оленевода. Копье – это оружие для охраны оленей от хищников. Раньше у оленеводов огнестрельного оружия не было. Или же копье используется для совершения ритуальных действий. Для забоя оленей. На снимке: перед вылетом в тундру из села Ачайваям.
Выборы

DSCN0002

– А что с больницами, школами?

– В последние десятилетия жизнь на Севере сильно изменилась. В селах закрыли больницы. … Остались фельдшерско-акушерские пункты. Люди иногда просто не дожидаются врачебной, помощи, умирают. Много проблем в районных больницах. Не хватает врачей, не хватает хороших врачей. Нехватка специалистов в школах. И в больницах, и в школах, и в администрациях работают, порой, случайные люди. От них помощи ждать не приходится. У чиновников в почете злоупотребление алкоголем. Есть, конечно, и добросовестные и высококвалифицированные работники – учителя и врачи.

В противотуберкулезном диспансере села Корф. 1995 год. Высок процент заболеваемости туберкулезом среди аборигенов Камчатки. Мы в лидерах. Безработица, недоедание и некачественная пища, тяжелые жилищные условия, тяжелая работа, отсутствие добротной одежды, распространение алкоголя приводят жителей к болезни и смерти.
DSCN0025

DSCN0024

– Как вы снимали коренные народы, стойбища? Как вы к ним попали?

– Попав в село, в котором живут оленеводы и их семьи, всегда захочется попасть в тундру. Где и находятся олени и оленеводы или пастухи. Табуны редко подходят к селу. Обычно маршруты, по которым кочуют оленеводы с оленями, проходят в десятках и сотнях километрах от жилья. В стойбища можно попасть на вездеходе во время плановых рабочих поездок, на вертолете, если удастся, например, примкнуть к избирательной комиссии во время выборов, на снегоходах.

– Что такое Камчатка? Как вы можете ее описать после стольких лет проживания?

– Камчатка – это просторы, чистый воздух. Идешь по тундре и слышишь шуршание кедрача (кедрового стланика), вдыхаешь запах багульника. А на берегу моря – запах водорослей и йода. Зимой постоянные студеные ветры выжимают из глаз слезы. И реки, с чистой и прозрачной водой, обиталищем красивых и сильных рыб, что стремятся преодолеть тысячи километров, чтобы вернуться в свой дом и погибнуть, оставив потомство. И не можешь уже насмотреться и надышаться далями и красотами. Глядишь на горы и думаешь, а что там, за ними? А за ними опять просторы и очень редкие села. И еще стада оленей, с которыми кочуют оленеводы. Это – коренные народы Камчатки – коряки, чукчи и эвены. Русские и другие переселенцы оленеводством не занимались. У них не было ни опыта, ни культуры, ни традиций пастьбы оленей. Кроме того, все олени, которые когда-то (1930-е годы) появились в колхозах, были куплены у частных владельцев. И они же, не получившие денег и не понимающие коллективизации и не знающие русского языка, пасли своих же оленей. А сегодняшние оленеводы – это их потомки. Камчатка, кроме того, обширное пространство для бизнеса. Когда-то несметные богатства лосося, краба, пушнины, тех же оленей. И серое пятно на карте.

– Почему?

– Потому что мало информации об этом крае. А это – северные надбавки, льготы по субсидиям на жилье, оплата проезда в отпуск, пенсионный стаж, ниже, чем на материке. Это высочайшие цены на продукты из-за дороговизны доставки, а еще больше из-за жадности коммерсантов. Это место, куда едут не только романтики, но и авантюристы и люди сомнительного поведения. Это возможность наслаждаться природой, но и возможность безнаказанно массово заниматься браконьерством. Благо, здесь такие территории, что ни проследить, ни привлечь к ответственности нет ни возможности, ни сил, ни желания. И чем больше добываешь икры, краба или бьешь лосей или похищаешь, спаивая или обманывая пастухов, оленей, тем больше тебе уважения. Думаю, что чем меньше показатель преступлений, тем выше кажется уровень жизни края, работы его руководства.

Четыре поколения. Нина Коялкот с матерью Татьяной, сыном Сергеем и внуком Романом. На крыльце дома в Ачайваяме. Нашей дружбе 29 лет.
DSCN0029

– Как вы познакомились с коренными народами? Какие они?

– В тридцать лет я впервые познакомился с чукчами-оленеводами. Они меня приняли как родного. Это красивые, мужественные и гостеприимные люди, доверчивые, с открытым сердцем. Им присущи черты щедрых и богатых людей. В нынешней ситуации, когда оленеводам годами не платили зарплату (многих из них уже нет в живых), остались у государства многомиллионные задолженности, это звучит, казалось, парадоксально и нелепо. Но я так увидел. Совсем недавно у всех семей были олени, кроме совхозных, еще и личные, а у кого и десятки, и сотни голов. Было много меховой одежды на все времена года, на все случаи – для работы, для поездок по тундре, для праздников, для ритуального прощания. Было несколько оленьих и собачьих упряжек. И было ремесло, редчайшее, требующее тонкой, выработанной тысячелетиями, организации, титанических усилий. И было чувство настоящей, наполненной гармонией и востребованной жизни. А теперь: как-то в прохладной квартире, где отключали свет за неуплату, где хозяйка рассказывала, что она, бывало, по три дня ничего не ела, меня в дорогу домой снабдили кусочком оленины. Я предложил деньги. В глазах хозяйки я увидел обиду. Кажется, что аборигены изначально рождены творить добро и радоваться. У них негласная установка забывать горе, прощать обиды. Каждый человек им интересен, в нем они видят друга. Припоминаю, как я жил с ними в тундре. Раскалена печка в меховой палатке, на низеньком столике отварная оленина, сырые кости. «Любишь мозговать, – спрашивает зоотехник Сергей Владимирович. И с хитринкой добавляет, – Гейдар Алиев?» Мне неловко, не знаю, как себя вести. «Я на ночь не ем», – заявляю. Все-таки немного поел и … помозговал. Это значит, поел также сырого костного мозга. Вкусно. И не напрасно. Ночью было холодно. Пришлось теперь на ночь наедаться. К удовольствию Сергея. Как любит делать товарищ из села Манилы Николай. Говорит, что в этом случае сны интересные снятся. В родном языке моих друзей нет мата. Но они удобно приспособили русские глаголы: пурговать, дождевать – значит, пережидать пургу, дождь, шишковать – щелкать кедровые орехи, чаевать. Они могут придать слову теплую интонацию, умилостивить предмет. Встречаю в Тиличиках Руслана из села Вывенка. «Как ты?» – спрашиваю. «Нормально», – отвечает, – в больничку приехал. А чаевка для аборигенов – это не только прием напитка. Это возможность отдохнуть у костра, где от дров кедрача идет запах шоколада, вести приятную беседу с товарищами. Хорошо, если есть юкола, подвяленная без соли красная рыба. А вы ели суп с облаками? Конечно же, ели. Это ведь клёцки! Вера Колпачкова, дочь легендарного двухметрового слепого поводыря Ивана Рультытегина, о котором писал журналист Василий Песков, рассказывала о национальных блюдах. Речь шла о килыкиле, отварной рыбе с ягодой. Вера говорит: «Это блюдо можно есть с любой ягодой. Кроме шикши, – и добавляет, – но можно и с шикшей». Надо с ней встретиться, расспросить о жизни. Ей все время некогда. Все-таки повезло, договорился. Предупреждает: «Можем поговорить на работе: с одиннадцати до часу. То есть – один час». Как-то у них все получается! И они неравнодушны к красоте, к малейшим неожиданным подаркам судьбы. В 90-м году на Камчатку прибыл писатель из Болгарии, участник войны Борис Крумов. Он хотел написать о людях, которым посчастливилось остаться живым после встречи с медведями. Одним из них был художник и писатель-сказочник Кирилл Килпалин. Когда пришли на лодках на рыбалку, рыбацкий стан, Килпалина (меня взяли как фотографа), Борис Крумов вытащил бутылку водки. У Кирилла сразу загорелись глаза. Жена Дарья готовила на костре уху. Завязалась оживленная беседа. Он как будто чувствовал, надо успеть хлебнуть радости, да и угодить гостю из Болгарии. Был сухой закон. И год с небольшим до смерти художника. Неправильная речь бывает меткой. У чукчей не принято благодарить за еду. А у нас привычка. «Спасибо», – говорю Вере Кокко за обед. «Ни за что», – отвечает хозяйка.

Картина Килпалина «На батах».
DIbb8e1p9mw

Вдова художника Дарья и книга с автопортретом на обложке.
RuJ_OyCp5Zs

– Как они живут?

– Место жизни и работы пастухов – тундра. Они кочуют с оленями по многолетним, может, тысячелетним маршрутам. Зимой и летом, в пургу и зной, в дождь и мороз. Живут в палатках. Без электричества, часто без связи. Только звезды над головой. Температурные перепады от +30-ти градусов летом до – 60-ти зимой. У аборигенов Камчатки повышенная терморегуляция, удвоенная с лишним норма холестерина в крови, они ведь не вегетарианцы, но они не подвержены атеросклерозу. У этих людей Севера повышенное потребление кислорода.

Две Зои. Печально, но их уже нет. Осталась только светлая память. И красота.
DSCN0032

– Вы много снимали оленеводов. Расскажите о тонкостях пастьбы оленей?

– Оленевод постоянно в напряжении. Чтобы сберечь стадо, обычно это чуть больше полутора тысяч оленей, он постоянно в движении. Я спрашивал оленеводов, сколько они могут пройти за день. «Раз надо было сходить к морю, – рассказывает мне товарищ из Ачайваяма. – Я вышел в девять утра и в девять утра следующего был на месте. Хорошо, когда есть собака. А то приходится идти и оглядываться. (Дело в том, что собака всегда предупредит о встрече с медведем). С четырьмя чаевками я прошел около 120-ти километров». Чаевками называют разведение костра и приготовление чая. Как быстро разводится костер и вскипает чайник – удивительно. И с использованием, буквально, пучка дров. Очень много тонкостей в пастьбе оленей. Чукотско-корякский олень, в отличие от материкового, полудикий. При малейшей возможности – во время пурги или после нападения хищников – он убегает из табуна. В так называемом отколе, бывает от десяти и больше оленей. Если их не вернуть в основное стадо в течение нескольких дней, считай, они одичали полностью.

– Наверное, много разных историй рассказывали.

– Сергей Слинкин, он работал зоотехником-селекционером в совхозе «Корфский», рассказывает: При мне, помню голов 100 – 200 у Мерхини (это известный бригадир оленеводов) пропали, послали пастуха дня на 3- 4 (с небольшим рюкзаком), сказали, где, ориентировочно, обследовать территорию. Удивительно, но пригнал табунчик (убежали с дикими оленями). Как пастух ночевал (ел, спал и пр.) всё это время (сентябрь – октябрь, ночью -10) я очень удивился. Оленеводы целями днями могут ходить и бегать, съев кусок отварной оленины с утра. Километры не посчитаешь: овраги, сопки, реки и кусты; местность пересечённая и почва (кочки да болота) не асфальт! Я ещё молодой был и не отставал, а они до старости «пахали» и не унывали никогда. Знания местности – фантастические, даже ночью знают, где и куда пройти надо (мимо зарослей кустов, болот и т.п.).

– А женщины?

– Еще больше работы у женщин. Чаще всего это матери, жены или другая родня пастухов. Они готовят еду, шьют и чинят одежду, разделывают оленя. Оленина – вкусное и экологически чистое мясо. На Западе Европы за килограмм северного оленя дают 100 долларов. У нас цена опускается до 250-300 рублей. В тундре оленина незаменима. Сколько же приходится оленей на одного человека? Сергей Стебницкий, известный как учитель, ученый-этнограф, переводчик и создатель письменности корякского народа, тридцатипятилетним он погиб на фронте, пишет: «В среднем на питание одного человека … приходилось около десяти оленей в год». Речь идет о 1932-33 годах. В 80-е годы прошлого столетия «норма» сократилась вдвое. То есть – пять оленей. Около пяти лет назад я был в гостях у вдовы друга в Хаилино, в так называемом, национальном селе. Хлебосольная женщина, вырастившая своих детей и племянников, ранее работавшая в оленеводстве, – в оленеводческом звене, в тундре – сказала, что у нее всего одна туша оленя, может быть, на год. На всю большую семью. И я видел эти маленькие кубики мяса в темноте морозильной камеры. И это в достаточно благополучной семье, где нет места алкоголю, праздности.

DSCN0021

– Но оленина – все же главный продукт?

– Кухня аборигенов уникальная. Она отвечает требованиям сурового севера. Мясо оленя, как его варят около десяти минут, с сукровицей, вкусно бесподобно. Чувствуется в блюде вкус трав и ягод. Оленина главный продукт для оленеводов, в котором и белки, и жиры и витамины, и минералы. Интересно блюдо, когда готовят суп из крови оленя с добавлением трав. Его хлебнешь, как будто глотнешь спирта или тебе делают горячий укол хлористым кальцием. И в течение нескольких часов тебе тепло.

Старый оленевод. Азартный гонщик на оленьих упряжках, лидер не только в гонках, но и в наставничестве молодежи. Таким был Иван Иннаин. Почти все, кто его помнит, переводят его фамилию на русский лад: Шеин.
DSCN0023

– А одежда?

– Это одежда из меха оленя. Шкуры женщины выделывали в каждой семье. Потом они шили одежду. Одежды с головы до ног с двумя слоями меха. Надевается на голое тело кухлянка. Первая ворсом внутрь. Приятно, когда тело касается меха. Если морозно, надевается второй слой одежды – мехом наружу. В такой, глухого кроя, без пуговиц, одежде мороза можно не бояться. Зимой в тундре нет … бань и других купален. Одежда из оленьего меха, волос которого трубчатый, позволяет человеку длительное время обходиться без бань. Этот мех вытягивает пот и очищает поры.

– Какие проблемы сегодня актуальны для коренных народов?

– Условия работы тяжелые. Высока смертность на производстве. Туберкулез, алкоголь – такие подарки с материка – не щадят никого. У коренных народов севера нет фермента в крови, расщепляющего алкоголь. То есть, у них нет устойчивости к алкоголю. Чуть выпил – опьянел. Привыкание происходит за год. Этим пользуются те, кому нужны икра, оленина, пушнина. Здесь есть небольшая, но существенная деталь. Чукчи, коряки, эвены влились в ряды социализма, минуя строи феодальный и капиталистический. Оторванные от цивилизации, они раньше не были подвержены инфекциям. У них, например, был принцип одного котла. Как у геологов. Они не предохранялись ни от чего. Ни от туберкулеза, ни от сифилиса. Такой стереотип у них остался и до сих пор. Мой товарищ, анестезиолог Евгений Ефремов, вылетел по одному из санзаданий в оленеводческое звено. Есть такая практика на севере, когда больных из каких-нибудь сел, где нет уже много лет больниц, или производственных участков, вывозят на вертолете в районный центр. Женя возмущался – он вывез из тундры больного с открытой формой туберкулеза: «Живут в одной палатке с больным, едят из одной посуды, у младенцев пьяниц-матерей окаменение в животе от лапши быстрого приготовления!!! Вот тебе и этноцид, вот тебе и геноцид!» При царском режиме, кстати, алкоголь на Камчатке был под запретом. Очень много людей тонет в реках. Трудно поверить, что целые молодые семьи, которые кормили тебя, пускали на ночлег, не дожили до сегодняшнего времени. Мне кажется, что потери в семьях у коренных народов Камчатки намного выше, чем потери жителей страны в Великую Отечественную. В процентном соотношении. Это сейчас. А во время завоевания Камчатки казаками, так называемого присоединения, коренное население, по данным источников, сократилось в 12-15 раз.

Когда делаешь фотоснимок, ищешь ответ на какой-то вопрос. Часто фотография сама задает тебе вопрос. Светлана Нутене прожила нелегкую жизнь.
DSCN0010

Олень уникален. Видимо, это единственный представитель дикой природы, допускающий к себе человека.
DSCN0006

DSCN0018

DSCN0011

Ильдар Азюков также рассказал о том, как пробыл десять дней в оленеводческом звене:

«В 1988-м году я впервые пробыл десять дней в оленеводческом звене. Это была вторая декада марта, верховье реки Апука, корализация, то есть, отбивка важенок от основного стада перед отелом. Важенка – это самка оленя. Мы жили в палатках. Ночью было холодно и тихо. Чукчанка Нина мне сказала потом, что ночью было минус 60 градусов. Я проснулся оттого, что женщины встали и стали готовить еду. Часы показывали три часа.

Днем немного потеплело. Оленеводы завели стадо в кораль – загон, как достаточно приличную площадку, огражденную стеной из брезента. Олени собрались в круг и стали кружить. Слышалось пощелкивание рогов, поднимался пар. Пастухи стали отлавливать чаутами (арканами) оленей. Важенок определяли в одно стадо, бычков и выхолощенных оленей (кастратов) в другое. Пастухи бегали, скинув с себя кухлянки, Толя Етылян, молодой оленевод, бегал вслед за оленями в ставшей как жесть рубашке. Он задыхался в азарте, смеялся, над ним поднимался обильный пар. Толи нет уже несколько лет. Он утонул вместе с пятью товарищами, тоже моими друзьями, когда возвращался из табуна в село. Перед самым Ачайваямом нужно было переправиться через реку, которая разлилась после обильных дождей. Что-то случилось с вездеходом на глубине. Женщина и пятеро мужчин погибли. Но до сих пор у меня перед глазами картина: Толя Етылян бегает за оленями, как будто играет самую главную роль на этой земле…В последние десятилетия аборигенам нужна помощь, но ждать ее им неоткуда. Нет уже тучных стад оленей, поголовье уменьшилось в несколько раз, забываются традиции, язык, культура. На лицах моих друзей печать непростых, полных потерь, пережитых дней и лет. Но они смеются. Они любят шутить. Они очень зорки на доброту, они очень любят жизнь. Короткую. Их любовь в нарядной, вышитой бисером, одежде. В родовых песнях. В отношении к природе. Где вулканы и гейзеры, где пурги и морозы, где несутся, подняв голову, великолепные олени, где в реки каждое лето возвращается лосось, где обилье ягод летом. Брусника, голубика, княженика, морошка. Та самая морошка, которую просил у своей жены Александр Сергеевич Пушкин. После дуэли».

В верховьях реки Апука. Корализация.
xEQmrzTXpsQ

DSCN0033

Выставка будет работать в музее «Симбирская фотография» до 21 декабря. Адрес: ул. Энгельса, д.1Б, тел.: (8422) 42-03-31

Юлия Узрютова.

Оцените новость: